Сюрпризы второго тура

С того момента, как на выборах в Европарламент Национальное объединение (Rassemblement National, RA) Марин Ле Пен получило рекордные 30% голосов и президент Франции Эммануэль Макрон объявил о внеочередных парламентских выборах, вся Европа — кто с ужасом, кто с надеждой — ожидала прихода к власти в Пятой республике «крайне правых». И первый тур выборов, прошедший 30 июня, вроде бы подтвердил эти ожидания: Национальное объединение получило более 33% голосов. Но второй тур 7 июля принёс неожиданный результат: партия Марин Ле Пен оказалась лишь на третьем месте, уступив не только наспех сколоченной коалиции левых сил «Народный фронт», но и президентской коалиции «Вместе за республику» — той самой, которая более чем в два раза уступила ей на выборах в Европарламент.

Как такое оказалось возможным? И кто в итоге всё-таки выиграл вчера во Франции?

На самом деле ничего нового не произошло. Партия Ле Пен (до 2018 года она называлась «Национальный фронт») не в первый раз показывает отличные результаты на выборах в Европарламент. В 2014 году НФ также занял первое место среди французских партий, получив почти 25% и 24 депутатских мандата в Европарламенте. И тогда это тоже преподносилось как политическое землетрясение (правда, тогдашнему президенту Франсуа Олланду не пришло в голову переносить из-за этого парламентские выборы). А три года спустя, в 2017 году, партия Ле Пен получила во втором туре 8,75% голосов, и истеблишмент Пятой республики удовлетворенно вздохнул: «крайне правые» опять не прорвались к власти.

Одна из главных причин повторяющегося из раза в раз сценария — отработанная технология так называемого республиканского фронта. Эта тактика, активно применявшаяся ещё в XX веке под девизом «Не пустим фашистов во власть!», используется в тех случаях, когда во втором туре голосования складываются треугольники — примерно равное количество голосов набирают представители левых, правых (раньше) или центристов (сейчас) и так называемых крайне правых. В таком случае социалисты призывают того кандидата, который имеет минимальные шансы победить (левого или центриста — неважно), снять свою кандидатуру, чтобы исключить конкуренцию между двумя «приемлемыми» кандидатами и победу кандидата «неприемлемого», то есть представителя партии Ле Пен.

Система эта очень эффективная, потому что вскладчину победить даже очень популярных кандидатов от Национального объединения, конечно, проще. И вот результат: по данным МВД Франции, за Национальное объединение проголосовал 8 745 181 избиратель, а если считать с союзниками на правом фланге, то больше 10 млн, за Новый народный фронт — 7 005 528 избирателей, а за президентскую коалицию «Вместе» — 6 314 554. Но места в Национальном собрании распределились совсем иначе: 182 кресла у Нового народного фронта, 168 — у коалиции Макрона и только 143 кресла — у партии Ле Пен.

«Если бы у нас была такая же выборная система, как в Англии, то Национальное объединение имело бы 400 мандатов, а не 143», — считает один из наиболее здравомыслящих политиков Пятой республики, лидер партии «Народный республиканский союз» Франсуа Асселино.

По его мнению, истинные хозяева французской политики раз за разом используют партию Ле Пен для достижения своих целей: в данном случае Макрону нужно было любыми путями удержаться у власти.

Для этого используются всемогущие французские медиа: перед первым туром политиков из партии Ле Пен освещают в более или менее положительном ключе, даже подчёркивают рост настроений в их пользу. Но всё меняется между первым и вторым туром: те же самые СМИ начинают кричать об «угрозе фашизма», пугают обывателя тем, что Марин Ле Пен, придя к власти, вышлет из страны всех мусульман, и накачивают общество ненавистью к Национальному объединению.

По правде говоря, Национальное объединение — никакая не «крайне правая» партия. После того как в 2011 году отец Марин, легендарный Жан-Мари Ле Пен, передал дело всей своей жизни в руки дочери, она приложила немало усилий для того, чтобы превратить Национальный фронт в респектабельную консервативную партию. И высылкой из страны она грозила лишь нелегальным мигрантам, но кого волнуют такие мелочи?

И всё равно проигрышем результат Национального объединения считать нельзя: всё-таки повысить свой результат с 87 кресел в парламенте до 143 — это точно не поражение.

Другое дело, что однозначных победителей (как и проигравших) вчерашние выборы не выявили. Макрон и его коалиция избежали тотального разгрома, но значительно ослабели по сравнению с прошлым составом Национальной ассамблеи (там только у одной президентской партии Renaissance было 169 мандатов, а вместе с союзниками по коалиции — абсолютное большинство, 250 кресел). Теперь абсолютного большинства нет ни у кого.

Есть три больших блока: правые (Национальное объединение, «Республиканцы»), левые («Непокорённая Франция» Жан-Люка Меланшона, социалисты, экологи, коммунисты и ряд других левых и крайне левых партий) и центристы — коалиция Макрона «Вместе». Случись такое, например, в Германии, особых проблем бы не было — немцам не привыкать к разношёрстным и разноцветным союзам. Но для французской политической культуры это нонсенс — здесь привыкли к эффективно работающей связке «президент — премьер» и к тому, что глава государства опирается на монолитное большинство в парламенте. Простого выхода из этой ситуации не существует.

Победитель по очкам вчерашних выборов Жан-Люк Меланшон — политик с троцкистским прошлым, вызывающий идиосинкразию у французского истеблишмента из-за своей антиизраильской позиции, — уже потребовал у Эммануэля Макрона передать власть Народному фронту, подчеркнув, что президент и его коалиция потерпели поражение, а Народный фронт «готов править». Но у левых нет согласованного кандидата на пост премьер-министра — на это кресло претендуют различные политические группы рыхлого альянса.

Сейчас в недрах Народного фронта идут лихорадочные консультации, переговоры и торги: обсуждаются кандидатуры самого Меланшона, социалиста Оливье Фора, бывшего президента Франсуа Олланда и ещё нескольких политиков, менее известных за пределами Франции. То, что победители не могут договориться по важнейшему вопросу, кого выдвинуть на пост главы правительства, должно смягчить заварившему всю эту кашу Эммануэлю Макрону горечь поражения (впрочем, относительного).

Похоже, именно ради этого всё и затевалось: на фоне падающей популярности французского президента он решил создать ситуацию управляемого хаоса, при котором ни одна из враждебных ему сил не получит контрольного пакета в парламенте, а значит, не сможет диктовать ему свою волю.

Конечно, по Конституции Пятой республики у президента куда больше полномочий, чем у премьера, — он, например, может использовать право вето против назначения министров и отказываться подписывать подготовленные законопроекты, а также сохраняет контроль над обороной и дипломатией. Но глава правительства держит в своих руках бюджетный контроль над внешними расходами — такими, как, например, помощь Украине. И если премьером стал бы политик, опирающийся на абсолютное большинство в Национальной ассамблее — неважно, левый или правый, — то такая конструкция была бы обречена на постоянные конфликты президента и премьера и взаимное блокирование инициатив.

Макрону удалось этого избежать, но его ситуативный выигрыш вполне может обернуться стратегическим проигрышем Франции. Запутавшаяся во внутриэлитной борьбе, сталкивающаяся с угрозой паралича власти Пятая республика уже не сможет вести себя на европейской арене так спесиво и самоуверенно, как она делала это до недавнего времени.

Не в последнюю очередь это касается и военной поддержки киевского режима — Жан-Люк Меланшон, например, является противником вступления Украины в НАТО и даже в ЕС и выступает за мирное урегулирование российско-украинского конфликта, хотя, обвиняя его в симпатиях к Путину и России, французская пропаганда явно преувеличивает. В любом случае поддерживать прежний агрессивный евро-атлантический курс Макрону с новым составом парламента и новым правительством будет гораздо сложнее.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.