В Европе оценили шансы Киева на победу в конфликте с Россией, и они не выглядят оптимистично. На Украину ставят лишь 10% респондентов, следует из опроса, проведенного компаниями Datapraxis и YouGov для Европейского совета по международным отношениям (ECFR). Склонных считать, что победа останется за Россией, вдвое больше (20%).
37% видят наиболее вероятной конечной точкой противостояния некую форму «компромиссного урегулирования». В то же время они выступают против уступок.
Исследование проводилось в январе (до того как российские войска освободили Авдеевку). В нем приняли участие жители 12 стран: Австрии, Венгрии, Германии, Греции, Италии, Испании, Нидерландов, Польши, Португалии, Румынии, Франции, Швеции. Опрошено более 17 тыс. человек.
Отмечается, что к мирному разрешению больше склоняются в Венгрии, Австрии, Греции, Италии, Румынии. Там участники опроса даже предложили оказать давление на официальный Киев с тем, чтобы получить от украинского руководства «согласие на урегулирование».
Вместе с тем в Польше, Португалии, Швеции выступают за возвращение Украиной утраченных территорий. Однако даже в этих странах, где наиболее оптимистично смотрят на военные усилия ВСУ, всего около 17% респондентов, обращает внимание британская Guardian, верят в возможность победы Украины.
По мнению издания, результаты исследования свидетельствуют также о том, что украинский конфликт уже имеет для европейцев непосредственное значение. Так, 33% опрошенных заявили, что он оказал на их страну большее влияние, чем война на Ближнем Востоке.
Что касается поддержки незалежной, то в большинстве европейских стран выступают за то, чтобы оставить все на прежнем уровне (20%). Или увеличить объемы помощи в случае, если их сократят США (21%). Однако треть опрошенных в этом плане поддерживают Штаты.
Guardian напоминает, что не так давно в Европе царили совсем другие настроения. «В прошлом году европейцы громче других настаивали, что Украина должна вернуть контроль над всеми территориями», — указывает издание.
Действительно, такого мнения в ЕС придерживались более 60% граждан. Теперь за возвращение к границам 1991 г. Киев призывают воевать немногие, а число приверженцев завершения конфликта путем переговоров, напротив, растет.
Подобные перемены в общественном мнении, пишет Guardian, потребует от политиков более «реалистичного» подхода, основой которого станет определение того, что на самом деле должен означать приемлемый мир.
Другое дело, что форма «урегулирования», которую предлагает Марк Леонард из ECFR (один из авторов исследования) совсем не похожа на компромисс. Социолог считает, что лидерам ЕС нужно просто изменить то, «как они говорят о военном конфликте, чтобы обосновать необходимость дальнейшей европейской поддержки Украины». А для скептически настроенной общественности, по его мнению, наиболее убедительным аргументом было бы то, что продолжение помощи «может привести к устойчивому миру путём переговоров, который был бы выгоден для Киева, а не для победы Путина».
Иначе говоря, Запад опять ищет лазейки, как нас обмануть. И у него нет даже мысли договариваться.
Прокомментировать новую европейскую социологию по Украине «СП» попросила профессора факультета международных отношений Санкт-Петербургского госуниверситета Николая Межевича:
— Давайте исходить из того, что настроения на Западе колебались не один раз, а много. Когда наши войска вышли к Киеву два года назад, когда нашим был Херсон, то, уверяю, никакого оптимизма в Европе не было.
Потом был период, когда Украина достаточно успешно развивала если не наступление, то, по крайней мере, вытеснение российских войск. Затем наступила пауза. И теперь фактически, давайте признаем, идет российское наступление.
При всех искажениях, которые дает западная пропаганда, реальную ситуацию люди все равно узнают. Невозможно неделю говорить о том, что Авдеевка по-прежнему контролируется ВСУ.
Таким образом, действительно, определенные изменения в европейском общественном мнении фиксируются. Думаю, что сам по себе опрос вполне корректен. 17 тысяч — хорошая выборка. И чем дальше будут продвигаться наши войска, тем меньше будет не только сторонников победы Киева, но и людей, которые ищут какую-то форму компромисса.
«СП»: На какой вообще компромисс европейцы рассчитывают?
— Среди политического класса Европы очень многие компромисс видят так. Условно говоря, вызывают президента России куда-нибудь в Женеву и любезно разрешают ему оставить Читу, Челябинск и даже, может быть, Череповец в составе России. Вот таким образом они хотят договариваться.
В России же мы видим компромисс несколько иначе. Мы входим в Харьков и Киев, но, возможно, не идем на Львов. То есть, идея компромисса плоха не сама по себе. А просто она предполагает разное содержание.
Совсем недавно Киев публиковал карты, в которых Украина выходит к берегам Каспийского моря. Понятно, что где-нибудь в Лиссабоне или Мадриде это вряд ли поддержат. Но Европа и Запад в целом пока не готовы отказаться от своего проекта «Украина».
Старая формула «чемодан без ручки» применима и здесь. Бросить Украину жалко — слишком много денег вложено. Нести тоже, как мы видим, невозможно.
Сколько времени будет продолжаться этот переходный период, трудно сказать. Но вполне возможно, до тех пор, пока на Западе не поймут, что Украины больше нет.
«СП»: Во всяком случае, в нынешнем ее виде. Ведь в этом заключается цель нашей спецоперации — нейтральная Украина без неонацистской идеологии?
— Именно так. На Западе вообще нас не до конца понимают.
Дело в том, что они почему-то предполагают, что наша цель — это территория. А, как справедливо сказал президент России, кстати, поддержанный президентом Белоруссии, наша цель — безопасность.
«СП»: Кстати, на встрече с Шойгу 20 февраля Путин еще раз заявил, что Россия не откажется от целей спецоперации, и СВО закончится лишь с получением Россией гарантий безопасности для своего народа.
— Президент постоянно это повторяет. Об этом не раз говорили Лавров, Володин, Матвиенко. Правда пока еще нас не слышат. Хотя позиция российской элиты, в отличие от европейских коллег, гораздо более однородная.
Но в том, что, в конце концов, услышат, ни малейших сомнений нет. Вопрос в сроках. Я считаю, что минимально это полгода, максимум — год.
