Туманное, но крайне опасное заявление об отсутствии красных линий

Дмитрий Евстафьев

Профессор Института медиа НИУ ВШЭ, кандидат политических наук

Серия непоследовательных заявлений президента Франции Эммануэля Макрона, начавшись радикальной декларацией о готовности послать национальные воинские контингенты на Украину (что сопровождалось очередной «утечкой» «секретных планов» размещения войск), продолжилась откатом к идее «победить Россию, не воюя с ней».

В конце прозвучало туманное, но крайне опасное заявление об отсутствии у Франции красных линий в поддержке Украины, логично повлёкшее за собой комментарий заместителя председателя Совбеза России Д.А. Медведева о последствиях подобных вербальных эскапад, снимающих вопрос о красных линиях в отношении Франции и у России, — предостережение, которое Макрон вряд ли услышал.

Неправильно, впрочем, сводить всё только к пропаганде, к попытке убедить и себя, и свои элиты, и население, что направление войск на Украину не приведёт к прямому столкновению с Россией. А если и приведёт, то будет происходить далеко от границ европейских стран и не обернётся общеевропейской катастрофой. Подобное пропагандистское самоиндуцирование, безусловно, присутствует.

Но в заявлениях Э. Макрона и комментариях европейских политиков, где ни разу не прозвучало твёрдой поддержки (не считая откровенных маргиналов, но и сомнения выражались порой крайне расплывчато, как у Д. Кэмерона), есть и нечто новое.

• В Европе дозрели до признания того, что война на Украине уже точно не будет «победной». Нанести России «поражение на поле боя», о котором грезил ещё не так давно Ж. Боррель, не удастся. Любая «ничья» станет стратегическим поражением Запада, поскольку предполагает учёт интересов России, что всегда Западом отрицалось. И по этой логике, вероятно разделяемой многими на Западе, продолжение украинской трагедии будет много лучше «худого мира».

• В Европе наконец поняли, что ситуация на Украине окончательно становится европейской проблемой. США не пошлют туда свои войска, что подтвердил Дж. Байден в своём послании конгрессу. Даже нынешняя администрация США была вынуждена зафиксировать эту позицию под нарастающим внутренним давлением. Да и с поставками вооружения и военной техники возникают всё большие трудности, которые будут только нарастать. В полной мере задействовать инфраструктуру НАТО, организационно-логистические возможности альянса, опирающиеся на возможности США, для действий на Украине не получится.

Европа в целом пытается найти приемлемые для собственной общественности форматы расширения участия в конфликте. Мы видим попытки вербальными интервенциями «прощупать лёд» внутри европейских элит явно без чёткого понимания, каких ресурсов это может потребовать и какие последствия повлечь. Оттого и ощущение суеты и ситуативности политики, где стратегия подменена яркими и безответственными заявлениями.

Почему французское руководство решилось выступить лидером игры на обострение? Здесь мы сталкиваемся с сочетанием системного кризиса в евро-атлантической политике и особенностей ситуации во Франции.

Очевидно, что в ближайшие десять месяцев, до февраля 2025 года, когда в самом лучшем случае, возможно, будет сформирована новая американская администрация, Вашингтон вряд ли будет заниматься евро-атлантическими делами в том же объёме, что и раньше. Тем более что и Украина, и европейские союзники вызывают в американском обществе нарастающее раздражение.

Но для Парижа это «окно возможностей», чтобы заполнить политический, а в перспективе и управленческий вакуум в евро-атлантических структурах. Взяв таким образом политический реванш за роспуск в 2011 году под давлением США Западноевропейского союза — франко-германского оборонного проекта, существовавшего с 1954 года и даже включённого в фундаментальный для ЕС Амстердамский договор 1997 года в качестве «неотъемлемой части развития Союза». Нужно признать, что шанс для подобного реванша у Парижа есть, особенно учитывая явный дефицит политической воли на уровне национальных государств. И ресурсов — на уровне нынешних наднациональных органов ЕС, где больше увлекаются пропагандой.

А нынешнее руководство Франции — коалиция ситуативных политических авантюристов, умеющих быстро действовать, но думающих на полтора, максимум два шага вперёд.

Но есть и другой фактор, который нельзя сбрасывать со счетов. Франция за последнее время совершила поразительный дрейф в сторону евроатлантизма, в отличие от Германии, сохранила несколько большую свободу манёвра, в особенности применительно к нынешней внутриполитической ситуации в США. Берлин накрепко привязал себя к радикал-глобалистскому крылу американской элиты в лице «коллективного Байдена». Париж, в том числе в лице Э. Макрона, напомним, имевшего хорошие личные отношения с Д. Трампом, куда меньше зависит от судьбы нынешней команды в Белом доме.

Э. Макрон решился сыграть на повышение не только как наиболее «медийно зависимый» европейский политик, задыхающийся в неинтересных ему внутренних проблемах без внимания СМИ, но и как фигура, которой особо нечего терять: в 2027 году он не сможет выдвигать свою кандидатуру на выборах.

Но у Макрона есть колоссальные амбиции на евро-атлантическом уровне. Рискнём предположить, что это будет пост руководителя уже полностью наднационального Евросоюза, обладающего собственным военным потенциалом, который сможет быть уже партнёром США, а не сателлитом, как сейчас.

Макрон явно, хотя и не афишируя, рассчитывает на «второе рождение» в том или ином качестве после возвращения к власти Д. Трампа.

И будирование вопроса об отправке войск на Украину, причём с минимальной поддержкой США, — инструмент легализации собственных новых политических перспектив. А если повезёт, то и апробации механизма управления коллективным контингентом европейских вооружённых сил. В конечном счёте реальные структуры управления сухопутными войсками, помимо США, в современной Европе есть только во Франции. Ну а если что-то будет не получаться, всегда можно будет сказать, что их неправильно поняли, что, собственно, и происходит сейчас.

Точка зрения автора может не совпадать с позицией редакции.