Голландский судья Йерун Принс хорошо известен в России.
В 2019-м он излишне строго (как тогда показалось фанатам) оценил прокат Алины Загитовой на этапе Гран-при в Гренобле – обсуждалась даже жалоба на судейство со стороны ФФКР. История, правда, закончилась ничем, но фамилию у нас запомнили.
Однако это не единственная связь Принса с фигурным катанием России. Это он инициировал поднятие возрастного ценза – с его подачи весной 2018-го федерация Нидерландов вынесла предложение на Конгресс ISU. До рассмотрения не дошло – не хватило голосов для включения вопроса в повестку. Принятию этого решения активно сопротивлялась Россия, но через 4 года ценз все-таки повысили: в 2022-м нашему фигурному катанию было куда сложнее отстоять позицию.
Сейчас Принс – один из самых авторитетных специалистов ISU: на Олимпиаде в Пекине он судил несколько дисциплин, причем как в личном, так и в командном турнирах. К его мнению прислушиваются чиновники, а тренеры и национальные федерации приходят за консультацией по исполнению элементов.
У Принса репутация строгого, но справедливого судьи: его фамилия в списках бригады или технической панели означает, что недокруты не простят, а сомнительные элементы отправят на пересмотр.
Майя Багрянцева встретилась с Йеруном Принсом после чемпионата мира, где голландец работал на соревнованиях пар.
– Мы с вами разговариваем после мужского финала в Монреале. Как вам результат?
– Я понимал, что Илья Малинин, вероятнее всего, выиграет, но не представлял, что таким легендарным образом. Это невероятный прокат. Да, ему по-прежнему надо поработать над некоторыми аспектами катания, но с технической точки зрения это было очень сильно. Кстати, Илью и в компонентах неплохо оценили, скажем честно. Но он показал безупречное катание – а это всегда отражается и на второй оценке.
– Выходить кататься последним, как пришлось Малинину, – дополнительный прессинг?
– Все зависит от фигуриста. Некоторых это выбивает из колеи, а некоторым нравится знать, как откатали соперники, чтобы иметь возможность скорректировать свой контент. Когда Адам Сяо Хим Фа под конец произвольной программы вдруг сделал сальто, я был в шоке: нееет, это же будет стоить ему медали!
– Так, может, разрешить уже это сальто?
– Думаю, это скоро произойдет.
– А почему этот элемент вообще запрещен?
– Потому что это считалось опасным акробатическим трюком. Но если посмотреть на хореодорожку Адама, то будет понятно, что сальто может считаться ее составной частью, в его прокате сальто смотрится органично. Если это вызывает такой восторг у зрителей, то зачем нам этому препятствовать?
Это очень старое правило, еще с тех времен, когда фигуристы катали обязательные фигуры. Но с тех пор наш вид спорта проделал огромный путь, как можно сравнивать те времена и сегодня?
– Адам выходил на лед в произвольной программе довольно рано – из-за провала в короткой. Скажите честно: стартовый номер влияет на оценки?
– Судьи знают, какой фигурист на что способен, мы ходим на тренировки и понимаем, чего от кого ожидать.
После проката Адама было понятно: не так много выступлений в тот вечер смогут превзойти то, что он показал. Это позволяет выставить ему высокие оценки без оглядки на стартовый номер. Так и вышло: ему дали 92 балла за компоненты. И это отличные баллы – на январском Евро в Каунасе он получил меньше, хотя стартовал в последней группе. Но здесь он прокатал лучше, поэтому и получил оценки выше.
– Что скажете про четверной аксель, который на соревнованиях исполнял чисто только Малинин? Многие говорят, что его цена неоправданно занижена.
– Согласен, балл разницы между четверным лутцем и четверным акселем выглядит странно. ISU планирует пересмотреть базовую стоимость элементов – и это касается не только прыжков.
Одна из идей – повысить стоимость непрыжковых элементов (вращений, дорожек и прочего). Это поднимет их значимость и позволит сделать программы более сбалансированными, а также добавить в них артистичности. Потому что сейчас некоторые программы превратились в езду от прыжка к прыжку, это не очень интересно смотреть. А если начнется пересмотр стоимости непрыжковых элементов, то дело дойдет и до прыжков.
– Сколько должен стоить четверной аксель?
– Сложно сказать. Но между двойным и тройным акселями 4,5 балла разницы, так что было бы справедливо увеличить разрыв соответственно между тройным и четверным.
– Если цена прыжка повысится, будет больше фигуристов, которые пойдут на него?
– Возможно. Сейчас признанный король четверного акселя – Илья Малинин. Вы мне показали видео, как Влад Дикиджи приземляет его на тренировке. До этого прыжок пытались сделать Ханю и Дмитриев. Так что почему нет?
– У Ильи есть еще один фирменный элемент – «Малинин-твист». Что судьи думают про такое?
– Лично мне очень нравятся такие штуки. Это очень зрелищно, действительно уникальный элемент. В США даже есть специальные турниры по акробатике на льду, где экспериментируют с такими элементами.
– Кому-то из мужчин на ЧМ бы досталась «десятка» от судьи Принса?
– Тут многое зависит от того, как я судил бы все прокаты этого вечера. Оценки надо рассматривать не отдельно, а в моменте. Сейчас объясню.
Я смотрел произвольную программу у мужчин с трибуны гостей ISU, это над креслами для судей и технической бригады. Но обзор даже с моего шестого ряда сильно отличался от того угла, под которым программу смотрят судьи.
Когда вы сидите у бортика и фигурист катается «на вас» – это совсем другие ощущения. Возьмите, к примеру, произвольный танец канадцев Пайпер Гиллес и Поля Пуарье. Их «Грозовой перевал» захватывает с первого такта, на 4 минуты погружаешься в их историю, и они ни на секунду не отпускают.
Я рад, что именно этот прокат выиграл произвольную программу, потому что они единственные смогли меня так загипнотизировать. Так что, возвращаясь к мужчинам, да, думаю, я поставил бы несколько «десяток» в тот вечер. Тот же Джейсон Браун мастерски владеет умением захватить внимание зрителя и перенести его на лед. Но для «десятки» должен быть по-настоящему выдающийся прокат.
Йерун Принс – крайний справа
Я всего два раза в жизни ставил «десятки», обе за презентацию. Первый – Тессе Виртью и Скотту Моиру после возвращения. А второй – Камиле Валиевой в короткой программе командного олимпийского турнира. Это был выдающийся прокат без единой помарки. Она полностью захватила мое внимание.
Признаюсь, был и эмоциональный момент: я знал, что не попадаю в бригаду, которая будет работать на личном турнире у девушек, поэтому понимал, что это мой единственный шанс дать Камиле 10 баллов – а кто знает, что нас ждет впереди? И Валиева это на 100% заслуживала – иначе бы я эту «десятку» и не поставил, согласитесь.
Забавно, что у нее в протоколах тогда было 3 или 4 «десятки» – и все от арбитров, которые не попадали в бригаду на личный турнир. Так что подозреваю, у них была похожая логика, хаха.
– Если Камила вернется в спорт, смогут ли ее судить без шлейфа истории с допингом?
– Конечно. Наша работа – оценивать спортсменов с чистого листа, без предвзятости. Мы же судим не людей, а прокаты.
– Какой у вас любимый вид фигурного катания как у арбитра?
– Пары, без сомнения.
– Представим, что вы могли бы решать, где работать на следующей Олимпиаде – в судейской или технической бригаде. Что бы выбрали?
– Я одинаково люблю и то, и то. Но я уже ездил на Игры в качестве судьи, так что было бы интересно попасть в состав технической бригады в Милане.
– На этом чемпионате мира вы как раз в ней и работали – на парном турнире. Как вам его уровень?
– Короткую программу все откатали очень здорово. Нам в таком случае работать гораздо проще – не надо отправлять много элементов на пересмотр. В произвольной ошибок было больше, поэтому нам пришлось попотеть. Были падения, были сорванные элементы.
Что касается общего уровня, то у нас было 24 пары, и каждая попала на чемпионат мира абсолютно справедливо. Даже те, кто не прошли в произвольную программу, выступили достойно. Да, на этапах юношеского Гран-при бывает, что пары выглядят откровенно слабо, но там и отбор проще.
– Вы судили пары на Олимпиаде. Давайте сравним?
– Мне кажется, сравнение проводить неправильно. Во-первых, в Пекине были российские пары. А во-вторых, это Олимпийские игры, к ним все подходят на пике формы и возможностей. Фигуристы идут к этому старту всю жизнь, поэтому показывают максимум. А сейчас мы находимся в середине олимпийского цикла, так что через 2 года увидите: эти пары будут гораздо сильнее. Хотя и сейчас у них очень приличный уровень, я даже удивлен.
– Отсутствие русских фигуристов развивает или тормозит спорт?
– Это политический вопрос, который, как вы понимаете, я не могу обсуждать. Но я смотрю ваши турниры в интернете – не все, но стараюсь следить. Отмечаю для себя высокий уровень катания, хотя понимаю, что вашим фигуристам не просто от того, что они не могут продемонстрировать его миру. Если бы ваши пары были в Монреале, это был бы, конечно, совсем другой турнир, потому что они наверняка боролись бы за медали.
– Кого-то конкретного вы отметили?
– Во-первых, тех, кого мы помним еще по Пекину: Мишина-Галлямов и Бойкова-Козловский. Вы мне показали несколько новых пар – например, ребят, которые делают четверной подкрут (Принс имеет в виду Артемьеву-Брюханова – Sports). Так что у вас растет сильное поколение.
Я еще в юниорах отмечал Чикмареву-Янченкова, у них с самых первых стартов была химия, что нечасто встретишь на юниорских турнирах. Они очень подходят друг другу и катаются как единое целое, а обычно на это у пар уходит много лет.
– А как вам Алена Косторная в парах?
– Наверное, я видел их с партнером, но не очень запомнил. Хотя, конечно, это очень интересная история. Я рад, что Алена осталась в спорте, потому что она прекрасная фигуристка. Она ведь прыгала тройной аксель, поэтому интересно было бы увидеть этот прыжок от них с Георгием.
– Мы с вами посмотрели и видео четверного выброса Бойковой-Козловского, пусть и сделанного на тренировках. Как вы относитесь к элементам ультра-си?
– Я за – причем в любом виде, даже в танцах, где сильно выросла сложность катания. Глупо сдерживать развитие спорта – что в техническом, что в артистическом аспектах. Поэтому я был бы рад увидеть четверные выброс и подкрут в прокатах пар.
Да, это сложные и рискованные элементы, но они сделали бы соревнования интереснее. Возможно, для сегодняшнего уровня парного катания риск пока велик, и я даже не знаю, работают ли над ними пары, которые мы видели в Монреале.
– Никита Володин упоминал, что хотел бы попробовать четверной подкрут.
– Никита мне всегда нравился – еще в юниорах, у него сильная техническая подготовка. Они очень хорошо выглядят с Минервой как пара – подходят друг другу и внешне, и по катанию. Бронзовая медаль чемпионата мира это подтверждает.
– А что означает для фигурного катания золото Деанны Стеллато-Дудек?
– У Деанны невероятная история, даже безотносительно парного катания. Для нее фигурное катание – настоящая страсть, она ведь не сдалась, не забросила юношеские мечты. Она в прекрасной форме – и ее пример сможет вдохновить других фигуристов кататься дольше.
– Когда Деанна выходит на лед, вы видите фигуристку или ее возраст?
– Фигуристку. Поверьте, по ней вообще не скажешь, что ей 40 лет.
«Пойду праздновать в бутик «Шанель». Она выиграла фигурный ЧМ в 40 лет!
– Есть мнение, что парное катание переживает кризис. Согласны?
– Нет. Еще раз подчеркну: все участники чемпионата мира катались на приличном уровне. Более того, тут выступали фигуристы из стран, в которых парного катания еще недавно не было, – например, из Филиппин, Голландии или Австрии.
– Но во многих таких дуэтах выступают фигуристы с российскими корнями.
– Да, иногда такое и правда происходит. Но тот же Мишель Циба (голландский парник русского происхождения – Sports) родился в Нидерландах, никогда не выступал за Россию. Да, партнерша у него из России, но я не против такого «экспорта», если это двигает спорт вперед. В Голландии или Швеции очень высокие девушки, и бывает очень сложно найти подходящую парницу.
Сколько зарабатывают судьи и зачем им следить за тренировками фигуристов?
– Как выглядит рабочий день судьи на больших турнирах?
– Со стороны может показаться, что мы работаем только в день соревнований, но это не так. Во-первых, мы ходим на тренировки – хоть и не на все.
– Зачем?
– Чтобы прикинуть проблемные моменты у каждой пары – что у них с приземлениями, докрутами, осями на прыжках, позициями во вращениях. Отмечаем для себя, на что надо обратить особое внимание в прокате.
Еще для нас – как для бригады – это своеобразный тест-драйв: мы надеваем гарнитуры с наушниками и микрофоном, как в день соревнований. Привыкаем к голосам друг друга (состав бригады же каждый раз новый), выстраиваем уровень громкости – чтобы ничего не помешало потом. Решаем, кто следит в прокате за партнером, кто за партнершей, а кто за расстоянием между ними. Так что мы тоже тренируемся, как и фигуристы.
Но помимо этого у нас еще проходит куча официальных мероприятий, ведь большие турниры – редкий шанс собрать вместе много судей. Например, в Монреале проходили семинары, на которых мы заново подтверждали судейские сертификаты. Еще всегда есть отдельная встреча до соревнований и круглый стол с обсуждением турнира в конце недели. На нем мы разбирали судейство с конкретными примерами: обсуждали разницу в оценках и пересматривали элементы под другим углом. Так что наша работа гораздо шире, чем это видно по телевизору.
– А сколько турниров у вас в среднем выходит в год?
– Все зависит от занятости на основной работе. Я фрилансер, работаю консультантом и проектным менеджером в сфере финансов и IT. В олимпийский сезон я съездил на 18 турниров, а в этом – всего на 9.
Иногда по полтора месяца не бываю дома, потому что соревнования идут друг за другом. Весной накануне нового сезона судьи присылают ISU удобные для них даты, и к июлю-августу у нас обычно на руках расписание. Техническую бригаду назначает ISU, а судей приглашает оргкомитет турнира.
– Судьям платят зарплату?
– Как таковую – нет. По сути, мы волонтеры – просто с определенным образованием. Что-то платит национальная федерация, например, в Голландии это меньше 200 евро в месяц. На соревнованиях нам выплачивают суточные – получается где-то 300 евро за турнир, на юниорских Гран-при меньше, на чемпионате мира больше.
На Олимпиадах нам платит МОК. Там получается сумма побольше, потому что и дней мы там проводим больше – например, в Пекин я приехал на 21 день. Которые, кстати, провел в «пузыре», как все, так что кроме гостиницы и катка ничего не видел.
– Зачем вам это? Вы так любите фигурное катание?
– Это моя страсть. К тому же судьям ведь достаются лучшие места на арене, хаха. Программы часто обращены напрямую к нам, и мы можем поймать тот самый контакт глазами, который позволяет ощущать прокат совсем по-другому.
Я занимаюсь этим больше 40 лет – как исполнилось 18 и я бросил кататься. Это была мечта с самого начала: я всегда знал, что стану судьей.
ISU готовит изменения в правилах: чего ждать?
– Говорят, на конгрессе ISU летом обсудят изменения правил. Вы их поддерживаете?
– Я сторонник этих поправок – например, того, что у одиночников будет на один прыжок меньше и добавится хореоэлемент. Это то направление, в котором идет наш вид спорта.
Зрители обожают сальто и «колесо» от Адама Сяо Хим Фа или тот же «Малинин-твист» от Ильи. Повторюсь: мне нравится зрелищность этих элементов, это делает фигурное катание более захватывающим. Было бы здорово, если бы таких необычных элементов стало больше.
Да, фигурное катание – спорт, и прыжки – его неотъемлемая часть. Но некоторые программы превращаются в «разбег-прыжок». Получается, что весь прокат фигурист гоняется за квадами или тройным акселем, а постановки как таковой нет. Если убрать один прыжок, может, мы увидим больше историй на льду, больше интересных связок, тех же спиралей. Программы будут более сбалансированными.
– А у пар?
– Есть идея убрать параллельный прыжок. Сейчас правила разрешают секвенции, и даже на этом чемпионате мира мы видели, что фигуристы прыгают, например, тройной тулуп-одинарный аксель-одинарный аксель. Зачем? В программе это часто выглядит как вставной зуб, партнеры разъезжаются на несколько метров, теряя при этом в синхронности. Таким образом пропадает сам дух парного катания.
Сейчас предлагается, чтобы в программе остался только один параллельный каскад. Есть еще такой момент: одна юниорская пара из Японии делала в этом сезоне секвенцию из тройного лутца-тройного тулупа-двойного акселя. Его стоимость – 14 баллов, это как две поддержки. А элемент-то, по сути, не парный, тогда почему им можно заработать четверть технической оценки за прокат?
Хотелось бы видеть больше именно парного катания, чтобы фигуристы сконцентрировались на парных элементах – подкрутах, выбросах, тодесах, поддержках, парных вращениях. Иначе можно поставить в пару двух сильных одиночников, и они сразу будут иметь преимущество перед другими парами, при этом не умея хорошо исполнять парные элементы.
– Что скажете про поднятие возрастного лимита? Оправдалась ли эта идея?
– Мне кажется, одиночному катанию это пошло на пользу. На взрослых соревнованиях теперь нельзя увидеть 15-летних девочек с детскими телами, что давало им преимущество перед старшими конкурентками.
А вот в парном катании это стало проблемой из-за слишком большой разницы в возрасте между партнерами. Возьмите, к примеру, прошлых чемпионов мира среди юниоров – американскую пару Барам-Тюменцев. Он уже не может выступать по юниорам, а она еще не может кататься по взрослым. Поэтому сейчас обсуждается предложение разрешить таким парам соревноваться – возраст партнеров поднимут, при этом введут максимально допустимую разницу в возрасте. Это позволит увеличить число сильных пар по юниорам, но главное – парам не надо будет распадаться, чтобы выполнить возрастные требования.
«Катаю на ЧМ, а с космодрома стартует корабль, который я собирал». Фигурист Тюменцев нашел работу у Илона Маска
– Но тогда более старшие и опытные пары окажутся в более выгодном положении?
– Да, но таковы будут правила, они будут едины для всех. В выигрыше останется само парное катание, потому что вырастет его уровень. К тому же юниорские и взрослые рейтинги никак не пересекаются, так что нельзя будет успехи в юниорах использовать на взрослых стартах.
– Но повышение возраста у девушек не остановило революцию квадов. Маргарита Базылюк в 12 лет прыгнула каскад 4-4.
– Да, мне попадалось видео ее прыжка в соцсетях. Допустим, Россию в обозримом будущем допустят до соревнований. Какой смысл в этих каскадах? Их же все равно негде будет продемонстрировать.
Возможно, сложные прыжки легче учить в более раннем возрасте, но встает вопрос, реально ли их сохранить. При этом у нас есть примеры, когда элементы ультра-си учат после пубертата. Американка Эмбер Гленн с тройным акселем, японка Рион Сумийоши с четверным тулупом, так что это реально.
Скандал с Загитовой: а было ли неверное ребро? И зачем Принсу звонил Коган?
– Вы стали довольно известны в России после эпизода с оценками Алины Загитовой в 2019-м. Насколько для вас это был чувствительный момент?
– Да уж, история забавная. Тогда на этапе Гран-при в Гренобле наша бригада отметила Алине неверное ребро на лутце в каскаде с риттбергером. Если пересмотреть этот прыжок 10 раз, будет понятно, что ситуация непростая. Это как минимум должно быть отмечено в протоколе восклицательным знаком (! – отметка за неясное ребро – Sports), но и неверным то ребро тоже можно было посчитать.
Важно понимать, что оценки нельзя рассматривать в отрыве от конкретного турнира. А на том этапе ребра на прыжках отмечали довольно жестко. С места судейской бригады, под тем углом, что они видели этот прыжок – это, без сомнения, неверное ребро. С другой точки этот прыжок мог выглядеть немного по-другому, и я тогда с этим и не спорил.
Сразу после короткой программы мне в социальные сети начали сыпаться гневные комментарии от российских фанатов. Не могу сказать, что их было очень много, но конечно, я их заметил.
– Вам угрожали?
– Нет, просто писали гадости. Но самое смешное, что на следующий день я вдруг начал получать комментарии поддержки – и тоже от российских болельщиков. «Вы все сделали правильно, мы вами гордимся, не переживайте».
Хотя ситуация, конечно, была не самая приятная. Если я правильно помню, российская сторона подала неофициальную жалобу, но она не имела последствий. После турнира я написал довольно длинный отчет для ISU об этом инциденте (общие отчеты по результатам соревнований мы пишем каждый раз), потому что хотел защитить нашу бригаду. Там было почти 20 видеоиллюстраций этого прыжка с пояснениями, какое ребро считается корректным в соответствии с правилами. Ответа не получил, а в следующем сезоне меня снова вызвали работать в судейскую бригаду, из чего можно сделать вывод, что претензий ко мне не было.
Самое удивительное, что на следующий год меня пригласили работать организаторы российского этапа Гран-при. Это было в самый разгар пандемии. В парном турнире тогда не хватало технического контролера международного уровня, поэтому со мной связался Александр Коган и позвал в Москву.
Такова работа судьи: иногда мы принимаем непопулярные решения, которые не нравятся болельщикам. Тут ничего нельзя поделать, кроме как научиться не реагировать на такое и стать более толстокожим.
Компьютер вместо судьи: реально ли внедрить искусственный интеллект в фигурном катании?
– Вы верите в скорое использование искусственного интеллекта в судействе в фигурном катании?
– Я знаю, что это обсуждается. Думаю, такую систему можно было бы использовать при оценивании прыжков судейской бригадой. Только не забывайте, судьи уже и так следят за очень многим: на них и элементы, и компоненты. Если поставить перед ними еще один экран, на котором, скажем, будет выводиться высота прыжка, то что они будут делать с этой информацией? Здесь было 35 см, а тут forty five. И что?
Опытные судьи и без цифр понимают, насколько высокий и пролетный получился прыжок. При этом это всего лишь один из множества критериев при выставлении оценки. А как сможет компьютер оценить попадание в музыкальный акцент? Как измерить в танцах на льду, насколько чисто сделаны твиззлы?
– А недокруты? Разве здесь компьютер бесполезен?
– Да, возможно, здесь его реально использовать. Но тогда придется принять за эталон какой-то градус исполнения прыжка. Сколько градусов составляет чистый оборот на сальхове, а сколько на флипе? Ведь есть докручивание прыжка при отталкивании, так называемый преротейшн – и у разных прыжков он разный. Это даже в правилах не прописано.
– А что если использовать это как VAR в футболе – в сомнительных случаях? Вы бы пользовались такой возможностью?
– Почему нет? Нельзя делать вид, что современных технологий не существует – более того, разговоры об использовании ИИ ведутся во многих видах спорта. Это тенденция, которую глупо игнорировать. Так что я совсем не против попробовать – особенно в работе технической бригады. Было бы интересно сравнить его оценки и баллы, выставленные человеком. Вдруг я увижу, что неверно оценил докрученность прыжка, а это важный критерий в работе технической бригады.
– Но заменить судей полностью компьютер не сможет?
– Вряд ли. У каждого фигуриста своя техника, это тоже нужно принимать в расчет. С теми же ребрами на отрыве в прыжке это не сильно поможет.
Потому что, повторюсь: надо будет решить, что такое плоское ребро? А сколько градусов – правильно? Как это математически просчитать? Это не так просто внедрить, как кажется. Технические специалисты поэтому так и называются: они настоящие эксперты в своем деле, которые все время совершенствуются.
«Валиева должна извиниться». Легендарный американский журналист знает, как перезапустить карьеру Камилы
Фото: Naoki Nishimura, Christinne Muschi/World Gaze Press; AP/Fred Kfoury III
