Анна Курникова за почти 30 лет мировой известности десятки раз появлялась на журнальных обложках: сначала теннисных, потом общеспортивных и наконец – глянцевых.
В 1998-м Tennis Magazine сообщал, что 17-летней Курниковой мешает ее слишком сексапильный имидж, так что ее агенты взялись его притушить: уменьшить количество нетеннисных активностей, убедить ее одеваться скромнее. В результате в 2000-м Анна появилась в ироничной рекламе брокерской компании Schwab, а первым глобальным неспортивным журналом, поставившим ее на обложку, стал Forbes. Его выпуск за март-2000 был посвящен самым высокооплачиваемым знаменитостям и имел четыре варианта обложки: с Анной, Бритни Спирс, Кобе Брайантом и актером Реджисом Филбином.
В том же 2000-м Курникова впервые стала героиней кавер-стори мейнстримового глянца: с июня по сентябрь она дебютировала на обложках британского Esquire, русских Vogue и Cosmopolitan и американского GQ. Курникову записывали начиная с осени 1999-го в Нью-Йорке, на Мальорке, в Москве и Флориде, и это увлекательное чтение даже (особенно?) почти 25 лет спустя.
Для Esquire c Курниковой общался Ян Стаффорд – спортивный журналист, прославившийся книгами, в которых он соревновался вместе с или против известных спортсменов: играл в футбол за «Эвертон» c «Манчестер Сити», в гольф с Джеком Никлаусом перед встречей с Тайгером Вудсом, провел заезд против Михаэля Шумахера.
С Курниковой Стаффорд не играл, потому что в день, когда они встретились, у Анны был матч поважнее – финал итогового турнира WTA, который она выиграла в паре с Мартиной Хингис. После финала мама Курниковой Алла, присутствовавшая в тот период на всех интервью дочери, с головы до ног окинула Стаффорда взглядом, «как новый костюм перед покупкой», прежде чем они вместе уехали из «Мэдисон-сквер-гарден» в гостиницу: Стаффорд и Анна – поужинать в местном ресторане, а Алла и папа Анны Сергей – наблюдать за этим из лобби-бара.
Курникова много ела («огромная порция дим-самов» и два шоколадных мусса; капучино), говорила и жестикулировала – о том, что она «русская в душе», «проревела весь «Титаник» и «историей похожа на Золушку», но главным образом – о том, как ее хронически не воспринимают всерьез и считают пустышкой:
«Хотите знать, каково мне было пропустить вторую половину 1999-го из-за травмы?» – спрашивает она, и я слышу восточно-европейский подтон в ее флоридском акценте. – Я так сильно скучала по теннису, что осознала, как много он для меня значит».
Следует короткая пауза, во время которой она изучает мою реакцию. Я смотрю через стол на нее с ее острыми скулами и золотистой гривой. «Серьезно, – взвизгивает она. – Я никогда не ощущала столько досады и раздражения. Теперь я наконец вернулась и снова счастлива». Анна трижды стучит по столу: «В Россию так делают на удачу».
Кульминацией того разговора, перевод которого пару месяцев спустя опубликовал в России журнал «Ровесник», стало программное: «О чем, по-вашему, я думала, когда мне было шесть, семь, восемь лет? Думаете, я говорила себе: «Вот вырасту, стану знаменитой моделью с кучей контрактов? Нет, конечно. Я хотела просто играть в теннис. И знаете что? Я до сих пор хочу только этого. Поэтому я много работаю. Я была первой ракеткой мира среди юниоров, я выиграла Australian Open в паре, я была в полуфинале «Уимблдона». Но люди все равно думают, что теннис для меня неважен. Они сумасшедшие, что ли? Мне 19 лет, и я на пути к своей цели. <...> Нет никакого «может быть» – я стану чемпионкой. Я знаю, что способна на гораздо большее, чем уже достигла. Я все о себе знаю. Не забывайте, что даже Штеффи Граф потребовалось четыре года, чтобы выиграть первый титул».
Курникова несколько раз повторяет, что не виновата в том, как выглядит, но ее красоту постоянно используют против нее:
«Люди составляют мнение обо мне по журнальным обложкам и тому, что в этих журналах пишут. Но они не видят, как я тренируюсь по шесть часов в день. Не видят меня после проигранного матча, когда, если я недовольна тем, как сыграла, то ко мне лучше не подходить. И они не видят, как я выпиваю за полночь, потому что я не пью и спать ложусь в десять часов. Теннис был всей моей жизнью сколько я помню себя и по-прежнему остается».
После ужина Анна в подтверждение своих слов ушла спать, а Алла и Сергей повезли Стаффорда на второй ужин – в известный русский ресторан The Russian Tea Room (существует до сих пор и скоро отметит столетие; не путать с находящимся в 600 метрах Russian Samovar Михаила Барышникова и Иосифа Бродского). Там Курниковы заказывают борщ, котлеты по-киевски и пьют водку за перестройку («Без нее нас бы тут не было», – говорит Алла), а потом идут в ателье подруги Елены Ярмак – дизайнера шуб и ювелирных украшений, – где Алла примеряет меха, а мужчины пьют уже другую водку, бутылку которой откуда-то достал Сергей со словами: «Эта – настоящая».
Несколько месяцев спустя во время весеннего турнира WTA в Амелия-Айленд к Курниковым приезжает репортер GQ Адам Сакс. В отличие от Стаффорда, он о спорте никогда не писал, но как раз ему выйти на корт против Анны удалось – на несколько розыгрышей во время ее тренировки, несмотря на первоначальный отказ Аллы.
«Я попросил ее сыграть со мной, – писал Сакс, – думая, что через теннис я смогу увидеть в ней что-то большее, чем обычно показывает желтоватая журналистика: ее задирающиеся юбки и романы, будто созданные для таблоидов. Через корт, думал я, можно заглянуть игроку в голову. Но она меня на корте едва заметила и смела, как взвившийся грунт».
Анна, напоминает Сакс читателю, в теннисе лучше, чем вы в своей профессии. Курникова напоминает, что внимание, которое она получает из-за внешности, не делает ее бессодержательной:
«Симпатичных девчонок полно. Если бы я стояла в рейтинге 500-й, никто бы меня не знал. Но я хороший человек и хорошая теннисистка – именно это создает такую ситуацию».
В текст снова попадает семейный ужин Курниковых – на этот раз Алла заказывает хвосты лобстеров и креветки в чесночном соусе. «За пределами корта, – пишет Сакс, – Анна симпатичная, приятная и немного суетливая. Вблизи (и когда она целиком одета) ее черты мягче, а лицо круглое, как у крестьянской девушки на эйзенштейновском крупном плане». Курникова и ее агент Фил де Пиччиотто из Octagon шутят о своих разногласиях насчет одежды, которую носит Анна: «Фил хочет, чтобы я одевалась как монашка, а я хочу выглядеть как тинейджер», – говорит 19-летняя Курникова.
Сарториальные предпочтения Курниковой – самое интересное в тексте русского Cosmopolitan, для которого Анну снимали в Нью-Йорке. Приехав с родителями в студию, Курникова посмотрела на приготовленные вещи и сказала: «О нет, мне совсем это не нравится. Они все уже давно устарели». На возражения редактора, что это вещи из коллекций, которых еще даже не было в магазинах, Курникова ответила, что сниматься будет в своих Versace и Dolce&Gabbana, которые купила накануне (за ними отправили папу).
Интервью с Анной (и Аллой) записывали позже в московском «Олимпийском» перед Кубком Федерации – там Курниковой спарринговала молодая теннисистка, которой «Аня щедро отпускает критические замечания и изредка – комплименты». После тренировки Курникова появилась в VIP-ресторане: «распущенные волосы, черные брюки, горчично-фисташкового цвета кофта, стремительная походка. На ходу она красит губы, а присев рядом со мной наносит на руки крем и еще минут десять продолжает без зеркала наводить красоту».
Не понравились Курниковой и вещи, которые на Мальорку, где она проводила межсезонный сбор, привез русский Vogue. «Одежду какую-то старушечью привезли, – обсудила Анна с Аллой. – Не наш фасон». В итоге сошлись на женственных Prada, Alberta Ferretti, Chanel, а также на тропическо-зеленом платье Versace, которое вскоре прославила Дженнифер Лопес. Выход певицы в нем произвел такой фурор, что привел к созданию Google Картинок, но Курниковой мама велела декольте заколоть булавкой, а в номер и вовсе попал кадр, снятый со спины.
«Do you like моя коса?» – подскочила Анна к маме между кадрами. «Хвать тебя за волоса! – привычно отзывается Алла, и обе весело хохочут», – говорится в тексте Карины Добротворской, будущего президента русского Condé Nast. Курникова в нем много щебечет, в том числе по телефону, когда каждые полчаса звонит кому-то, чтобы поговорить по-русски – предположительно, Павлу Буре. Под запись она говорит, что макияж делает лучше, «чем все визажисты вместе взятые», что Лиз Херли вживую «така-а-ая уродина», что в последний приезд в Москву «имела фан», а также показывает кепку с надписью «Russian hockey», «чтобы не говорили потом», что она не русская.
Из-за фотосессии Курникова на 45 минут опоздала на тренировку, так что ее тренер Эрик ван Харпен сердился: «Меня эти съемки достали!» Вскоре после выхода журнала Курниковы ван Харпена уволили, и тренерами Анны стали Алла и Сергей. Тот сезон она еще закончила в топ-10, но вскоре оттуда выпала, а два года спустя завершила карьеру – так и не добившись того, что в своем первом глянцевом интервью называла неизбежностью.
За тем ужином в нью-йоркском отеле Курникову озадачил только один вопрос – а что, если ее планы все же не осуществятся? Если ее медийность так и останется основанной на журнальных съемках и рекламных контрактах, а не теннисных результатах?
«Мне было бы трудно такое принять. Это было бы для меня источником огромной досады. У меня очень высокие цели, стать чемпионкой в теннисе для меня очень важно. Если этого не произойдет, это будет тяжело».
Этого действительно не произошло – но к тому моменту Анна Курникова уже не была такой категоричной и научилась гордиться тем, чего успела добиться. Ну, либо годы общения с медиа научили ее давать более аккуратные интервью.
Новая документалка показала, как медиа затравили молодую Бритни Спирс. Точно так же травили Курникову
Курникова была лучшей теннисисткой мира. И дважды брала итоговый с Хингис, которую ее мама потом назвала «сукой»
Фото: Gettyimages.ru/Clive Brunskill
