Анастасия Пивоварова проделала необычный путь – из теннисистки она превратилась в хоккейного менеджера, по дороге поработав в Управлении делами президента России. Сейчас ее агентство Red Star ведет дела капитана «Металлурга» Егора Яковлева и вратаря ЦСКА Ивана Федотова.
В интервью Спортсу Пивоварова рассказала:
● сколько денег потратила на лечение после многочисленных травм;
● как в 12 лет стала клиентом IMG – крупнейшего агентства в мире;
● как страдала в Перу и кайфовала в Австралии;
● почему осталась в России, хотя могла бы успешно работать в США;
● как работала с федеральным имуществом, руководила теннисным клубом (куда приезжали на «Майбахах») и открывала свое агентство;
● как совмещает воспитание сына и продвижение хоккеистов;
● и еще много интересного.
Из спорта невозможно уйти здоровым человеком – Пивоварова и не ушла
– Что вы считаете лучшим моментом в теннисной карьере?
– Теннисистам очень сложно назвать лучший момент.
С точки зрения результатов, наверное, «Ролан Гаррос» [в 2010-м]. Я прошла квалификацию по достаточно сложной сетке (все матчи Пивоварова выиграла в трех сетах, в том числе у шестой сеяной Бояны Йовановски и 18-й сеяной Микаэлы Крайчек – Sports).
В основной сетке я обыграла 10-ю ракетку мира, китаянку Чжэн Цзе (на самом деле была 25-й сеяной), Ралуку Олару, а в третьем круге проиграла Саманте Стосур – которая в том году дошла до финала. Тогда я действительно показала лучший теннис. Мне было приятно сделать это на «Ролан Гаррос», потому что грунт – мое любимое покрытие.
К сожалению, мне не всегда везло. Возможно, это какая-то психосоматика, но перед «Большими шлемами» я очень часто получала травмы – как в юниорском туре, так и в женском. Хотя бы иметь возможность полноценно играть для меня уже было победой.
Для меня, наверное, это знаковый турнир с точки зрения результата и статуса. А для моей личной истории – это турнир ITF в Австралии, в Милдьюре, который я выиграла [в 2016-м]. Я возвращалась после травмы, у меня было очень сложное психологическое состояние: очередная травма, очередное возвращение, я уже полувыгоревшая, когда сил просто нет, но заставляешь себя возвращаться. Играли на моем нелюбимом покрытии – на траве. Я практически не спала – по 3-4 часа.
Мне было очень тяжело, но я выиграла в финале – 7:6 в решающем сете (на самом деле 7:5 – Sports). Для меня это действительно была большая победа над собой.
– Вы считали, сколько у вас было травм?
– Не считала, но чтобы было представление – каждый сезон я полгода играла, а полгода были травмы.
– И все время разные?
– Все время разные. Несколько раз спина – она меня беспокоила еще с юниорского тура. К сожалению, ситуация с ней все усугублялась и усугублялась, мне пришлось делать операцию в Австралии.
Еще я ломала кисть – как раз перед «Ролан Гаррос» упала во время физической подготовки. И со сломанной кистью дошла до полуфинала турнира ITF, потом приехала на «Ролан Гаррос», мне сделали снимок – а там перелом. Я была готова на таблетках играть, но мне сказали: «Нет, мы вас снимаем с турнира».
Рвала пресс. После сломанной кисти, как это бывает, по цепочке все пошло – травмировался локоть, плечо. Постоянно что-то было.
Если в юниорском туре, до 18 лет, я еще более-менее могла играть, то по женщинам уже постоянно мучилась с травмами.
– Есть догадки, почему так получалось?
– К сожалению, нет. У меня всегда были очень хорошие специалисты, мне даже Рафаэль Надаль давал своего физио, чтобы тот помогал с восстановлением. У меня были хорошие тренеры по физподготовке, большие профессионалы – один работал с Машей Шараповой, другой – со Светой Кузнецовой.
Возможно, по детям мне неправильно заложили базу, травмировали какими-то упражнениями, которые нельзя было делать.
Возможно, это просто не мое и мое тело не создано для таких нагрузок.
– Базу – в смысле технику или физическую базу?
– Физическую базу.
Есть определенная техника выполнения упражнений, но у нас очень мало специалистов по физподготовке. В основном это бывшие легкоатлеты или еще кто-то, но они не всегда знают технику безопасности, чтобы не навредить твоему здоровью. Возможно, появляются микротравмы, которые проявляются уже с возрастом.
Сложно догадываться, не могу пока найти ответ.
– А как вы познакомились с Надалем, что он вам своего физио давал?
– Я тренировалась в Испании, в Барселоне. У них там такой клан теннисистов и тренеров, все друг с другом общаются.
А Надаля я знала еще с юниорского тура, потому что была одной из лучших. А элита юниоров всегда общается друг с другом. Поэтому мне было несложно с ним войти в контакт.
– Лечиться от постоянных травм довольно дорого. Какую долю заработанного теннисом вы на это положили?
– Если честно, не знаю. У меня же были спонсоры, которые постоянно помогали. Я за это благодарна разным людям, меня всегда кто-то поддерживал. В этом плане мне было немного проще.
Но это психологическая нагрузка, ты берешь ответственность за полученные деньги, после травмы нужно выйти и заиграть. Непростая достаточно история.
Сколько ушло на травмы, точно сказать не могу – но достаточно большие бюджеты.
– Шестизначная сумма?
– Не могу даже представить – честно. Это достаточно долгий период времени, и я не могу сказать, когда что компенсировалось и не компенсировалось. Мне же где-то еще федерация помогала – какие-то тестирования я могла проходить как член сборной. Где-то помогало агентство IMG, где-то страховка покрывала – в WTA-туре ты подписываешь договор со страховыми компаниями, и они часть расходов компенсируют.
Мне сложно сказать. И когда не хочешь смотреть на эти бесконечные суммы, мозг просто отключается – не хочет об этом думать (смеется).
– Ваши спонсоры – это компании или какие-то частные?
– Нет, это люди, бизнесмены, которым очень нравится спорт. Наверное, благодаря еще тем временам, когда играл Борис Николаевич Ельцин. Я еще была стипендиатом его фонда, прошла по всем возрастным группам, потому что всегда была одной из лучших в России. Благодарна ему за это и за то, что он вообще возродил культ тенниса в стране. Многие бизнесмены начали играть в теннис, стали фанатами – и как раз на этой волне теннисисты могли пользоваться их финансовой помощью.
– Это та схема, когда вы потом отдаете долю призовых?
– Нет, в моем случае это было меценатство. Я ничего не отдавала.
Но ты ни от чего не застрахован. Когда я была №2 в мире по юниорам, от меня ушел спонсор. И когда я встала в топ-100, от меня ушел спонсор. Тебе помогают, ты ничем не обязан, но нет гарантий, что в нужный момент у тебя останутся средства.
Расходы колоссальные. Когда входишь в топ-100, ты себя полноценно не покрываешь, а нужно добавлять в плане команды – физиотерапевтов, других специалистов, чтобы сделать толчок. А я наоборот лишилась финансирования и пришлось сокращать команду.
Может быть, психологически это тоже на мне сказалось, и я получала травмы.
– В психологическом плане какой момент был самым тяжелым – когда вы думали: «Все, уже невозможно»?
– Когда я встала в топ-100 и сыграла лучший турнир «Большого шлема», у меня развелись родители, от меня ушел спонсор. Наверное, этот момент был самым тяжелым. Когда все в карьере вроде бы складывается, но ты по сути несчастный человек, потому что другие обстоятельства не дают порадоваться.
– Что в тот момент помогло все вывезти?
– Наверное, вера в себя, что я талантливая и могу добиться своих целей, что просто так не сдамся. Но, конечно, это дополнительный стресс, после которого большой риск получить травму. Когда ты в стрессе, эмоциональное и физическое состояние меняются.
– Сейчас ничего не болит, ничего не беспокоит?
– (Смеется). Мне 34-й год – конечно, что-то беспокоит.
– Просто Надаль, например, говорит, что хочет уйти из тенниса более-менее здоровым человеком…
– Это невозможно. Честно. Чисто физически.
Травмы постоянно преследуют. С медицинской точки зрения, когда ты получаешь травму, у тебя идут микронадрывы тканей, фасций, они начинают по-другому работать, у тебя даже немного перекашивается тело, другие мышцы начинают на себя больше брать.
Это не то что ты заново родишься и все у тебя будет нормально. Возможно, глобально ничего не будет беспокоить, но о том, чтобы остаться полностью здоровым, можно забыть. Это нереально.
Сейчас я играю в падел и ощущаю, что и колени болят, где-то кисть заболит, плечо.
Хотела подписывать крупные контракты, но результаты не позволили – хотя все данные были
– Вы во время карьеры были клиенткой IMG. Как это получилось?
– Я всегда была в топе в своем возрасте, начиная с того возраста, когда рейтинг еще был по Москве. Я была первая-вторая по Москве, потом первая-вторая – по России, потом четвертая-пятая – в Европе, а потом вторая ракетка мира до 18 лет.
У меня привлекательная внешность, я высокая, достаточно хорошо коммуницирую – поэтому IMG, естественно, были заинтересованы. И не только они – у меня было четыре предложения от самых крупных агентств. И мы с мамой пытались выбрать.
У меня в семье не было спортсменов, мы не ориентировались, и очень сложно строить карьерный трек, когда нет никакого представления, как это должно быть.
Мы выбрали IMG, потому что у них большие возможности. На тебя не обращают внимания, если ты в середнячках где-то крутишься – для тебя ничего не сделают. Плюс у них нет системы поддержки с визами, перелетами – только в маленьких дозировках. Но для меня это было не важно, у меня была мама, да и я сама этим занималась.
Такие незначительные моменты меня не интересовали – мне была важна возможность подписывать крупные контракты. А кроме IMG единицы могут это позволить. У них есть все контакты.
Большой бонус, что ты можешь получать wild card на турниры, куда ты не попадаешь. И так ты быстрее продвигаешься или просто можешь прочувствовать атмосферу этих турниров, понять, к чему стремиться, обратить на себя внимание.
И была возможность тренироваться в академиях IMG во Флориде – академии [18-кратной чемпионки «Больших шлемов»] Крис Эверт и на тот момент академии Ника Боллетьери, сейчас это IMG Academy. Мне там предоставляли корты, тренеров. Это большой бонус, потому что в России сложно организовать тренировочный процесс. А там были психологи, нутрициологи и физиотерапевты.
Все в одном месте – ты пришел, затейпировался, пошел на тренировку, потренировался, позанимался физподготовкой. И все это в группе с Томми Хаасом, Радеком Штепанеком, Николь Вайдишовой. Потом тебя восстановили, пять минут доехал до своего апартамента – и уже отдыхаешь.
Условия шикарные, поэтому мы выбрали такой путь.
Да и даже личный контакт с агентами мне больше понравился, чем в других агентствах.
– Во сколько вы с ними подписались?
– На момент подписания контракта мне было 14 лет, но я с 12 лет начала с ними сотрудничать в той или иной степени.
– Давайте вспомним. Вы студентка академии Эверт. Как там вообще живут?
– Я приехала туда с мамой, мы снимали апартамент в паре шагов от академии. Там у меня несколько раз в день были теннисные тренировки и один раз в день – физподготовка.
Со мной периодически работал Джон Эверт, брат Крис. Он по сути управлял академией. Крис в меньшей степени там находилась, а он каждый день там присутствовал и курировал мой тренировочный процесс. Тренеры периодически менялись.
Ты тренируешься, отдыхаешь, восстанавливаешься, там же в академии питаешься – там есть буфет-столовая, где теннисисты кушают. Там еще есть несколько других видов спорта, люди даже на кампусе проживают. Но я на кампусе никогда не жила, потому что приезжала с мамой, мы всегда останавливались в квартире.
Крис очень редко приходила, у нас не было теплого контакта. Мы больше зимой там находились, летом я жила и тренировалась в Москве, а вот те, кто фулл-тайм был во Флориде и жил на кампусе – как, например, Айла Томлянович, – могли с ней пообщаться, потренироваться.
Я с ней, может быть, пару раз тренировалась. Она, конечно, такая – стервозная (смеется). И матом может обложить, если начинаешь ее обыгрывать. Очень это не любила. Непростая.
– Академия Боллетьери считается теннисной фабрикой, славится армейской дисциплиной и атмосферой, там подъемы ранние. Вы это прочувствовали?
– Если честно, нет. Я там тоже не жила на кампусе. Это, наверное, больше для детей, которые идут по направлению университетского спорта – потому что им нужно и учиться, и тренироваться, для этого рано просыпаться. А у меня такого не было, я училась дистанционно.
Ранние подъемы вообще были не для меня (смеется). Если тренировка ранняя, ее лучше вообще отменить, потому что я совершенно не в состоянии была ничего делать. У меня там был комфортный график.
Что касается дисциплины, то каждый берет то, что ему нужно. Я знаю, что, несмотря на дисциплину, были ребята, которые гуляли и во все тяжкие пускались. Но при этом с точки зрения спорта у них какая-то дисциплина в расписании была.
Мне сложно это назвать дисциплиной. Для меня это больше про то, как ты выкладываешься на тренировках, что ты не отвлекаешься после тренировок, не идешь гулять в ночные клубы и так далее. В этом плане у меня были дисциплина. Но это, наверное, больше шло от мамы. И я в целом достаточно дисциплинированный человек, не тусовочный.
– То есть в академиях вы пользовались их теннисными возможностями, но всю академическую жизнь только по касательной прошли?
– Да, потому что я не жила на кампусе. Я захватывала только тренировочные моменты. Пользовалась их услугами.
– У IMG очень много звездных клиентов – Шарапова, Ли На, Федерер какое-то время был. А как устроена их работа с игроками статусом чуть пониже?
– Все крупные агентства работают по одному принципу – если ты не выигрываешь, тебе мало чего достается. Когда ты выстреливаешь, показываешь результаты, у тебя сразу появляются контракты.
У меня 14 лет был контракт с Nike, Wilson. В плане экипировки и одежды, кроссовок у меня проблем никогда не было – всегда топ-компании были мной заинтересованы. Других рекламных контрактов у меня не было. Только периодически появлялись фотосессии, приглашения на мероприятия.
Австралия – рай. Пивоварова могла за нее играть, но не позволили травмы
– В других интервью вы говорили, что вас никогда не напрягали разъезды, что вам нравилось узнавать новые страны. Лучшее место, где вы были во время теннисной карьеры?
– Мне очень понравилась Австралия. У меня была возможность там пожить больше полугода. Это действительно уникальная страна, там свой вайб, свое отношение к жизни – они более спокойные, более свободные.
И природа шикарная. Хотя эта природа тебя иногда и пугает – когда приходится закрывать окна, потому что паук размером с ладонь по нему ползет. Или надо проверять, нет ли скорпионов у тебя в кровати.
Но видеть за тем же окном, в 10 метрах от тебя, кенгуру с кенгурятами – это действительно уникально. Ты чувствуешь этот коннекшн с природой. Так что я бы выделила Австралию.
И Мельбурн, Сидней – очень красивые города, там классные рестораны, отличная инфраструктура. Пляжи шикарные есть – и дикие, и публичные.
– Правда, что там везде пахнет эвкалиптом?
– Нет. Неправда (смеется).
– А самое тяжелое место, где вам меньше всего понравилось?
– Наверное, Перу. Мне нужно было возвращаться после травм, заново набирать очки в рейтинг с самых низких категорий турниров – ты едешь по всем злачным местам, чтобы набрать их поскорее.
Как раз в этот момент мне пришлось играть в Перу. Мы на автобусе приехали на место, где проводился турнир, и там жили в бунгало. Жара 35 градусов, в бунгало ни кондиционеров, ничего. В каком-то закуточке номера.
А я люблю комфорт и хотя бы кусочек своего пространства. Я зашла – и мне прямо плохо стало. В одном бунгало жили по 10-12 человек, в каждой комнате – по четыре человека на двухярусных кроватях.
И я просто поехала и искала ближайшие гостиницы. Их там не было, но в жилых домах обустраивали комнаты. Я нашла какое-то более-менее комфортное место. И мы с девочкой там остановились.
Конечно, по таким местам, где совершенно нет никаких условий, очень неприятно ездить.
– Фанатом Перу, как Марат Сафин, вы не станете?
– Нет (смеется).
Возможно, он был в несколько других условиях. Когда ты едешь играть турнир – это одно, а когда едешь отдыхать – можно даже с палаткой поехать, если ты к этому готов.
А когда тебе нужно высыпаться, а у тебя комары, жара, ты потеешь – это ужасно.
– Как вы в итоге выступили?
– Проиграла в финале, по-моему. Наде Подорошке – которая потом дошла до топ-100 или топ-50.
– Почему вы не стали выступать за Казахстан, когда было предложение?
– Потому что у меня были определенные условия для тренировок, возможность пользоваться помощью IMG.
И в Казахстане я попала уже на вторую волну. Первая – это Шведова, Воскобоева, Путинцева. И не буду говорить кто, но у мальчиков было несколько кейсов, когда их подписывали, и они не играли, но на них вливались огромные бюджеты.
Поэтому Федерация тенниса Казахстана немного пересмотрела условия для наборов. И эти условия мне уже были невыгодны. Потому что я не имела права голоса, с кем я могу работать. Мне было некомфортно вставлять в уже загруженный турнирный график дополнительные обязательства прилетать в Казахстан. У меня и так много травм, мало возможностей выступать на турнирах, и лишний раз куда-то летать было сложно.
Там было много обязательств, много ограничений. Условия менее привлекательные.
– Это все прямо прописывается в контракте? Что вы, допустим, два раза в год обязаны приехать в Астану?
– Я обязана была играть чемпионат Казахстана, еще какие-то турниры, проводить мастер-классы. В том числе даты были не очень удобные – летом, когда у меня грунт, на котором я показывала лучшие результаты. А там вписывались какие-то мастер-классы или турниры.
Так что принять это предложение было бы мне в ущерб.
– Потом у вас было предложение из Австралии.
– Если бы я не получила травму после операции, то я бы уехала. Если бы все сложилось хорошо, я уже готова была оформлять документы, защищать мой кейс и играть за Австралию. У меня были хорошие предложения.
Но я сделала операцию на спине, а потом травмировала плечо. Мне сказали, что не факт, что оно восстановится. А плечо у высоких теннисисток очень сложно оперировать – как у Шараповой, сокращается амплитуда движения. И не факт, что операция поможет. А лишаться свободы движения, когда ты играешь за счет хлеста, достаточно рискованно. Поэтому я не решилась на операцию.
И у меня уже эмоциональное выгорание было, не было сил восстанавливаться. Я и так полгода сидела в Австралии после очень серьезной операции. Она хоть и микро- была, но на позвоночнике это все равно серьезно.
Я одна там находилась. Два месяца нельзя ни наклоняться, ни сидеть. Это тяжело психологически.
Я быстро восстановилась, набрала даже форму, поехала играть турниры в Англию – а там условия как обычно ужасные, идет дождь, а они не отменяют матчи. И вот этими тяжелыми мячами, которые вообще предназначены для мужского тура, я травмировала себе плечо.
– Вы говорили, что если бы получилось перейти в Австралию, там предлагали такие условия, что это могло дать толчок карьере. Что они предлагали?
– Покрывали все расходы на команду, где-то я могла ездить с физиотерапевтом. Плюс у них шикарные условия на кампусе в Мельбурне – как в IMG, но на уровень выше, потому что специалисты сильнее.
IMG – это действительно фабрика, где не сказать что топ-уровень тренерской теннисной работы. Даже стиль мне в какой-то степени меньше подходил – он американский, более мощный, больше нужно атаковать. А у меня игра головой, я как в шахматы раскладывала комбинации, мне важно было развалить соперника, найти его слабые и сильные качества.
А это больше испанский теннис и австралийский. Они используют достаточно вариативную тактику, и это мне больше подходило.
Условия были хорошие. И это был такой период, когда других предложений не было.
– Вы свою теннисную карьеру считаете успешной?
– В какой-то степени. Не каждый может дойти до второй строчки по юниорам, войти в топ-100 WTA.
У меня ребенок недавно нашел мои медали – я случайно вспомнила, что я, оказывается, семикратная чемпионка России, двукратная чемпионка Европы и победительница неофициального чемпионата мира.
Я считаю, что это отличный кейс для моего ребенка. Мне есть что рассказать, он мною гордится, с восторгом всегда смотрит на мои кубки. Я действительно считаю, что моя карьера в какой-то степени удалась.
С другой стороны, я неполноценно раскрыла свой талант – в том числе из-за травм. Могла добиться намного большего. Мне сложно сейчас судить, с чем это связано, я не хочу даже искать виновных, кто был причиной всему этому. Сложилось так, как сложилось. Я просто билась в закрытую дверь.
Возможно, просто не судьба, потому что я на 200% всегда выкладывалась, но у меня ничего не складывалось. И психологически мне было тяжело, и финансово уже в конце. Все, что я могла из себя выжать, я выжала.
Случилось так, как случилось, зато я этот кейс могу теперь использовать для того, чтобы помогать другим спортсменам реализовывать себя. Потому что я открыла свое спортивное агентство, мы работаем с личным брендом, но для меня одно из важных направлений – это смена карьерного трека для спортсменов.
Я миллион раз была травмирована и готовилась завершать карьеру, поэтому у меня всегда был план действий. Я знаю, к чему готовиться, как к этому готовиться, и готова помогать спортсменам, поддерживать их, чтобы они могли найти опору в дальнейшей профессии.
У Пивоваровой три образования и опыт работы в Управлении делами президента. Чему он ее научил?
– Когда вы начали задумываться о том, чем хотите заниматься после тенниса?
– Начнем с того, что я всегда была умная (смеется). Очень хорошо училась в школе, сестры Гранатуровы мне даже говорили, что я слишком умная для тенниса, слишком много думаю. Поэтому я понимала, что тренерская работа не для меня. Там есть потолок, выше которого ты не прыгнешь.
И работать тренером мне, во-первых, было неинтересно по статусу. Во-вторых, это физическая работа, а я хотела больше думать головой и реализовывать свой ум, применять его в работе. И не опираться на то, что мне придется снова физически пахать на корте. Не думать, смогу ли я потренировать или нет.
Я заранее знала, что не буду тренером. А чтобы реализовать себя в другом направлении, нужно сначала получить образование. Я параллельно с травмами училась в Плехановке. Когда закончила, сразу же поступила на спортивный менеджмент в Высшую школу экономики – там совместная программа со швейцарским университетом и FIFA.
А после этого поняла, что мне не хватает управленческих скиллов. Я знала, что хочу управлять, а не работать на кого-то. И пошла в Сколково получать образование бизнес-управленца.
Благодаря этому опыту я смогла открыть свое спортивное агентство и реализовывать наши многочисленные направления.
– Про управленческий опыт. Вы какое-то время работали в Управлении делами президента.
– Да.
– Как так получилось?
– Так вышло, что у меня в семье в основном все продвигались по госслужбе. У меня дедушка возглавлял Читаэнерго, когда мы еще жили в Чите, в Забайкалье. Тети-дяди, папа, все были министрами или в этом направлении.
Я не особо это афишировала. Но, наверное, от них пошло, что я должна двигаться по карьерной лестнице в госслужбе. Я попробовала, поняла, что это не мой вариант, что свои сильные качества я там применить не смогу. Я, наверное, не тот человек, который может работать в госструктуре.
Я чуть-чуть поработала, открыла свою теннисную школу на территории пансионата Управделами президента – и на этом наша история закончилась.
– Чем занимается Управление делами президента? И чем вы занимались в этом управлении?
– Я работала в управлении федерального имущества, и там происходят все процессы, связанные с имуществом – оценка имущества, оценка земли, реконструкции. Помню, была битва с короедами в Подмосковье, которые съедали леса.
Очень большая работа идет с оценкой имущества – там такие большие трехтомники текста, и нужно понимать, как их составлять, как проверять. Я начинала с базовых вещей – завизировать документы, проработать документы, начинала работать с оценкой имущества, училась составлять эти договоры, проверять. И непосредственно работала с моим боссом – заместителем начальника главного управления федерального имущества, Стойковым Василием Федоровичем.
Работа в основном с бумагами, очень мало общения. А это одна из моих сильных сторон, поэтому я там сидела как увядающий цветочек и не понимала, зачем мне все это надо, что я вообще здесь делаю. Но коллектив был замечательный, они меня поддерживали и помогали вникнуть во все процессы.
Надо отдать должное – там я поняла, что каждая подписанная бумага имеет ценность. Когда ты спортсмен, ты в это не вникаешь. А я научилась работать с документами.
И сейчас, когда я работаю с юристом или с другими компаниями, и мне присылают контракты, я, бегло прочитав, могу найти ошибки. Этот быстрый взгляд помогает выискать неверные формулировки и условия.
Какие-то навыки я оттуда извлекла, но дальше продолжать не захотела.
– С президентом не встречались?
– Нет.
– У вас был теннисный клуб на Ильинском шоссе. Что с ним случилось?
– Через Управделами президента мне предложили возможность взять теннисные корты под управление – потому что они не очень хорошо развивались. Был один крытый корт, который мы сразу отремонтировали и провели там мероприятие в честь Управделами президента. Тогда еще [Владимир] Кожин был во главе, и он играл в теннис.
Там было еще четыре открытых корта.
Мы очень успешно все продвигали, там работали действительно топ-тренеры – Александр Волков, которого, к сожалению, с нами уже нет, Виктор Павлов, еще несколько топ-тренеров, которые занимаются с любителями.
Для Подмосковья это был уникальный кейс, потому что все тренеры высокого уровня в основном работают в центре, а за городом их очень мало. К Александру Волкову ездили с другого конца Москвы, чтобы просто с ним позаниматься.
Но в какой-то момент нам не давали развиваться. В какой-то момент пансионату это стало невыгодно, и нам поставили менее выгодные условия. И нам просто стало неинтересно.
– В России теннисом на уровне такого не очень большого клуба можно заработать?
– Мы зарабатывали – может быть, небольшие деньги, но зарабатывали. У нас получился хороший тандем с мамой, мы вместе управляли. Она очень хорошо коммуницирует с людьми – с непростыми любителями, которые живут на Рублевке и отказывались общаться с другим персоналом, кроме моей мамы (смеется). Все ребята непростые, приезжали на «Роллс-Ройсах», на «Майбахах» и так далее.
Я считаю, что это наш успешный кейс. Мы сделали прибыльный теннисный клуб, но его было сложно продвигать. И мы не могли принять те условия, которые нам дал пансионат. Мы не могли работать себе в убыток. И было обидно, что нашу работу не оценили – потому что уровень управления был очень высокий.
Часто бывает, что люди смотрят со стороны, и им кажется, что все просто – и ничего не ценится. А когда мы ушли, нас несколько раз просили вернуться – понимали, что не само собой все организовывается.
– Условия были именно финансовые?
– Да, связанные с арендой. Даже с электроэнергией – часть пансионата подключили на наш счетчик, и мы платили и за себя, и за того парня. Нам это стало не интересно.
Агентство Пивоваровой: антикризисный менеджмент Федотова, продвижение Яковлева и желание поднимать спорт в России
– Давайте про агентство. Как появилась эта идея?
– Наверное, все развивалось планомерно. Я три года работала в хоккее, мы запускали стартап – к сожалению, безуспешно. Параллельно получала образование.
Я хотела открыть агентство еще раньше, но понимала, что стоит все же завершить обучение. Управлять своим бизнесом очень непросто, требуется много сил, вложений и человеческих ресурсов. И учиться в Сколково тоже сложно. Там учатся ребята из «Газпрома», «Сбербанка» и других топ-компаний. А я никогда в этой индустрии не была, мне приходилось в три раза больше усилий прикладывать, чтобы понимать какие-то темы. И мне сложно запоминать – у меня достаточно плохая память, поэтому мне было тяжело учиться.
Совмещать это с запуском агентства было нереально. Поэтому я доучилась в Сколково – и только потом зарегистрировала свою компанию. Сначала мы запустили направление по смене карьерного трека, а потом я начала работать с хоккеистами в продвижении личного бренда.
Сначала с Егором Яковлевым, капитаном магнитогорского «Металлурга», он был первым клиентом. Потом произошла история с Иваном Федотовым, и мы стали работать с ним. Сейчас ждем, когда закончится плей-офф и Сергей Толчинский освободится – мы с ним тоже хотим сотрудничать. Уже есть договоренности, но он не хочет отвлекаться.
У нас большие планы, я в контакте с федерацией хоккея, с КХЛ, с хоккейными агентами. Вот так выстроился мой карьерный трек, направленный на хоккей.
Я общалась со своим агентом Максом Айзенбадом, мы вместе выбирали направление, в котором мне нужно двигаться – тенниса же в России нет, с игроками работают иностранные агентства. Здесь это бесперспективно.
И ко мне приходят рекламные предложения, они хотят привлечь теннисистов как амбассадоров, но я даже не могу ничего предлагать – потому что у нас половина компаний из топа так или иначе связана с санкциями. Теннисисты просто не имеют права с ними сотрудничать, так как им дают выступать.
Поэтому мы обсуждали два направления. В футболе я совсем не ориентируюсь, а в хоккее я плюс-минус разбираюсь, это мой вид спорта. Я очень многое могу дать ребятам, у меня много контактов, я могу соединить свой бизнес в том числе с Америкой, потому что у меня там много связей, то же агентство IMG мне помогает.
– С IMG и Айзенбадом вы до сих пор в контакте, общаетесь?
– Да. Он всегда готов помочь.
Мы не переписываемся каждый день, он очень занятой человек, переписывается только по делу. Но мы всегда в контакте с Оливером [ван Линдонком], агентом Медведева. Мы дружим, у нас хорошие отношения. Так что я знаю крутых ребят из IMG. Они тоже гордятся, что я это запустила.
Смена карьерного трека – непростое направление. IMG тоже пытались его запустить, но у них что-то не сложилось, а у меня получилось.
– На запуск компании нужны деньги. Это были личные деньги или инвесторы?
– Личные средства. Целый год я старалась всем заниматься сама, чтобы минимизировать расходы. У меня был только один сотрудник. И с увеличением оборотов я набирала людей.
В спорте сложно зарабатывать, и мне было совершенно неинтересно набирать штат людей, платить им зарплату, арендовать офис. Слишком большие расходы.
– Как вы выстраиваете работу с клиентом? Например, с Егором Яковлевым?
– Это ежедневные 10-20 сообщений про Егора от различных компаний, рекламодателей, СМИ. У меня постоянно разрывается телефон, потому что я должна решать вопросы по Егору Яковлеву.
Мы все время на связи, я всегда предлагаю ему варианты и запросы, как мы можем развиваться. Мы проработали его личный бренд, создали логотип, он выпустил свой спортивный напиток. Дальше мы думаем, как его продвигать. У нас работает команда, которая ведет его социальные сети – мы консультируем его, что лучше делать, но Егор сам очень вовлекается.
Потому что сложно вести социальные сети без вовлечения самого спортсмена. В какой-то момент наступает пустота, сразу видно, что нет души в аккаунте, что пишет кто-то другой. Но у нас очень успешно продвигаются соцсети, благодаря тому, что у нас очень хорошая команда, я лично все контролирую. Очень сложно находить специалистов, которые могут работать со спортсменами, и Егору очень повезло, что у него есть я, которая всегда все контролирует и ночью может подготовить рилсы, если понимаю, что команда что-то не сделала. Я всегда сделаю качественно, и у Егора всегда есть круглосуточная поддержка.
Я занимаюсь и продвижением напитка, организацией мероприятий – у Егора после плей-офф будет несколько мастер-классов, – он постоянно получает предложения пойти на телевидение или радио. Очень сложно соглашаться, потому что Егор редко бывает в Москве, когда у них есть свободное время – они же играют через день. С хоккеистами в этом плане непросто работать. Нужен большой фокус на самого спортсмена.
В этом плане я тоже ему большое подспорье, потому что я знаю, как работает внутренняя кухня: когда они улетают, когда прилетают, когда они свободны, когда у них раскатки. Я очень быстро ориентируюсь и могу даже без Егора прорабатывать его календарь,.
С Ваней [Федотовым] у нас больше антикризисная история по сохранению личного бренда, имиджа, по раскрытию его личности. Он достаточно умный парень,, с ним интересно общаться. Поэтому мы начали работать, чтобы его раскрыть и подсветить какие-то другие качества – а не одну громкую историю, которую осветил весь интернет.
– Вам не кажется, что выступление Федотова на пресс-конференции, когда он возвращался в ЦСКА, было немножечко водянистым? Он имел возможность сказать хотя бы что-то, но решил не говорить ничего.
– А зачем? Он настроен выходить на лед и играть. Его долго не было. Зачем ему что-то ворошить и какие-то вопросы поднимать?
Его обязанность – играть в хоккей. Ему выпала возможность начать сезон с ЦСКА, и он это принял.
– То выступление и то, что он сейчас практически никак не комментирует тот период, – это продуманный шаг? Все это часть стратегии?
– Мы начали работать за день до этого интервью. В отличие от других людей мы знали, когда Ваня находился в Москве, а когда – нет, потому что это тоже скрывалось. И мы знали, где Ваня находился.
Мы общались, консультировали его в том числе по поводу этого интервью. И Ваня сам взял ответственность, сказал, что сам справится. И дал это интервью. Думаю, он все грамотно ответил – и потом мы начали с ним дальнейшую работу.
– Сколько у вас сейчас клиентов в агентстве?
– Ко мне постоянно обращаются, но я сфокусировалась на трех медийных хоккеистах – Толчинский, Федотов и Яковлев. С менее медийными ребятами, которые не ведут социальные сети, мне сложнее работать, потому что если ты не узнаваем, продвигаться через соцсети энергозатратно. И это будет больше выглядеть, что ты блогер, а не хоккеист. А я не хочу сбивать фокус с ребят, которые достаточно средней известности, не хочу, чтобы они отвлекались, если понимаю, что нет возможности получать какие-то контракты.
У нас достаточно жесткая конкуренция среди спортсменов – ты должен быть и медийным, и узнаваемым, и социальные сети вести, и выступать хорошо. И если этого нет, то я просто не берусь – потому что это огромнейшая работа, нужно в 10 раз больше всего делать, а выхлоп меньше. Фокус на то, чтобы спортсмен хорошо выступал, а дальше мы его уже прорабатываем.
Поэтому у меня есть три хоккеиста, еще многократный чемпион России по дартсу. И сейчас рассматриваем чемпиона России по гиревому спорту, который установил мировой рекорд. Это достаточно интересные новые виды, и мы смотрим, как с ними можно взаимодействовать.
С теннисистами я сотрудничаю – если есть запросы, у меня есть все контакты. В этом проблем нет. Но вести теннисистов полноценно у меня нет заинтересованности. У нас агентство направлено на высокие результаты и высокое качество – а это невозможно с большими объемами. У меня и так разрывается телефон каждый день, и я не хочу перекладывать эту ответственность на дополнительного менеджера – потому что, как ни крути, качество упадет. Я же знаю, как я могу работать и как работают другие, нанятые специалисты.
В этом плане я не хочу расширяться. Для меня важнее качество, а не количество.
– А почему именно хоккей?
– Хоккей мне всегда был близок, теннисисты часто общаются с хоккеистами. Тренировалась на ЦСКА, у нас было два метра до льда.
Мы всегда были на одной волне. Хоккеисты в теннис играют и по менталитету очень подходят – такие сильные мужчины с характером. При этом не зазнайки, нет звездной болезни – если ты в команде чуть-чуть зазвездил, тебе сразу по голове дадут и приземлят. В этом плане мне очень комфортно работать с хоккеистами, я их уважаю.
И я знаю, как устроен хоккейный бизнес – в том числе в Америке, потому что, когда я там была, постоянно ходила на хоккей и знаю, как организовывается это шоу. Это уже не спортивное событие, а шоу для зрителей. Что-то я черпала для себя из того мира и переносила в Россию.
Конечно, многие удивились, что я осталась в России, потому что у меня были большие возможности в Америке. Конечно, там развитие спорта на более высоком уровне, чем у нас. Но прошло уже четыре-пять лет, и я уже вижу большую разницу. Больше внимания уделяют развитию спорта, развитию новых видов, есть колоссальная поддержка. Появилось больше современных людей, которые действительно готовы менять что-то к лучшему.
Долгое время в федерациях сидели управленцы, которые не давали молодым возможности раскрываться и менять виды спорта в лучшую сторону. Сейчас это меняется. Есть федерация по прыжкам в воду, замечательная федерация бокса – которая большой акцент делает на маркетинг, продвижение бренда, мероприятия. Я считаю их лучшими.
И благодаря таким федерациям и людям, которые пробиваются, заявляют о себе, у нас очень хорошо развивается спорт и есть большие перспективы.
Я пришла, когда было затишье, но видела в этом рынке перспективу – и сейчас наступает такой момент.
– Для вас важно работать именно в России?
– Важно. Я все-таки семейный человек, а до этого много путешествовала, летала, практически не жила в России, тренировалась за границей – сначала в Америке, потом в Испании, Бельгии, Германии, везде.
И мне важно было провести время с родными и близкими. У меня пожилые бабушка с дедушкой, которых я очень люблю и с которыми хочу проводить максимально много времени. И я не могла себе позволить уехать в другую страну, когда у меня семья здесь.
Потом, у меня сразу же после завершения карьеры появились отношения. Спустя четыре года у нас родился ребенок. К сожалению, семейные отношения не сложились, но даже с этой точки зрения мне важно, чтобы ребенок был с бабушкой и дедушкой. Я летала между Москвой и Питером – даже в другой город не могла переехать.
Я не согласилась бы ни на какие предложения, потому что семья – это самое ценное.
– Если вернуться к продвижению бренда. Я много смотрю хоккей, и мне кажется, что главное препятствие – это шлем. Во время матчей, когда они максимально засвечены, у них лица не видно. Вы как думаете?
– Да, это правда.
С другой стороны, большое счастье, что такой шлем есть и привлекательное лицо Егора Яковлева не подвергается травмам и шрамам (смеется).
Поэтому пускай они будут. Мы потом больше сделаем за ледовой ареной с сохраненным лицом.
У Пивоваровой нет офиса – зато есть инстаграм с рекламой и много времени на воспитание сына
– В 2010 году, когда вы еще играли, вы говорили, что не можете представить себя на офисной работе, когда каждый день одно и то же. Как сейчас выглядит ваш день?
– Шикарно. Я два дня назад выставляла в запрещенной социальной сети фото, как я в спа лежу (смеется). Отдыхаю и при этом работаю. Я могу себе позволить пойти в фитнес-клуб, ходить там в сауну, лежать на лежаке и отвечать на звонки и важные сообщения.
Для меня это шикарная возможность совмещать работу и материнство, потому что нужно несколько дел делать одновременно, ходить в зал, отвечать на звонки, как-то расслабляться. У меня нет возможности и времени ездить в офис, это отнимает больше энергии и времени. Поэтому я максимально стараюсь выстроить процесс так, чтобы сокращать время и чтобы была двойная польза.
– В офис вы не ходите?
– У меня его нет. Если нужно встретиться с людьми, я это делаю в любой удобной локации. Совершенно не обременена тем, что мне нужно обязательно ехать в офис, там встречаться.
Плюс у нас постоянные мероприятия, где ты общаешься с людьми – на тех же хоккейных матчах, кинопремьерах, спортивных форумах и так далее. У меня потребности в офисе вообще нет. И мне нравится, что я всегда в движении, могу работать из любого конца мира. Это идеально совпадает с моим ритмом жизни.
– Вы упомянули ваши личные соцсети. У вас там много подписчиков, но не то чтобы супермного – и при этом часто встречаются разные рекламные интеграции. Как это все работает? Это бартер или контракты?
– Контракты. Но если стоимость услуги или товара превышает 150 тысяч рублей, то я рассматриваю предложения по бартеру. А так вся реклама – на коммерческой основе.
У меня работает пиар-менеджер, которая принимает предложения по рекламе. И у меня, может быть, не так много подписчиков, но я медийный человек, постоянно появляюсь на мероприятиях, на телевидении, на радио, работаю с именитыми спортсменами. Внешние данные позволяют мне рекламировать какие-то продукты.
Так что это совокупность факторов, которая привлекает спонсоров. Не скажу, что я зарабатываю миллионы, но это один из источников заработка.
– Вы считаете себя инфлюэнсером?
– Нет. Я ужасный инфлюэнсер (смеется).
Я начала этим заниматься, потому что в хоккее проработала уже три года, а никто понятия не имел, что я менеджер – все воспринимали меня как теннисистку, которая не пойми чем занимается. Нужно было менять образ, чтобы люди видели, что я спортивный менеджер.
У меня очень много контента с мероприятий, но я не успеваю все выставлять. У меня несколько смм-менеджеров, и мы все равно не успеваем обрабатывать.
И я, честно, не вижу ценности в том, чтобы я была блогером. Потому что я больше себя чувствую управленцем – для меня это что-то более статусное. Но сейчас социальные сети – это как визитка. Люди должны видеть, что ты ходишь на мероприятия, это интересно для спонсоров. Поэтому я заставляю себя это делать.
Но если говорить о том, естественно это или нет, то я бы с радостью сидела в закулисье и управляла своими спортсменами.
– Вы говорили про семью и что для вас важно совмещать жизнь и работу. А кто вам помогает воспитывать сына?
– Когда я родила, я полгода находилась в Америке, и ко мне буквально пару раз мама прилетала на неделю. Но в целом я справлялась сама. И сложно не справиться, когда ты живешь в квартире рядом с океаном, можешь везде гулять. Когда я беременна была, я два месяца пожила в Нью-Йорке – условия просто фантастические.
Я сама справлялась без всяких проблем. Полгода прожила в Америке с ребенком, потом вернулась сюда. Мне, естественно, помогает мама, но в целом года полтора я максимально сама занималась ребенком. Были периоды, когда приходила няня – но это буквально два часа, когда ребенок гуляет и спит на улице и надо просто, чтобы кто-то с ним был. Потому что я не могу себе позволить два часа сидеть на улице (смеется). Поэтому такие задачи, не столь серьезные, я делегировала.
А спустя полтора года я отдала ребенка в сад, потому что он у меня опережает развитие. Мы пошли в сад, куда детей с двух лет принимают, а его взяли в полтора – настолько большой отрыв. Он очень социально активный, занимается спортом: в 9 месяцев я его отдала на плавание, в год он пошел на гимнастику, развивается и с точки зрения спорта, и интеллектуально.
Я благодарна саду, что со спокойной душой могу его там оставить и они сделают работу лучше, чем я. У меня очень высокие требования к тем людям, которые занимаются моим ребенком. Я не смогла нанять няню – видела качество работы и поняла, что не хочу, чтобы мой ребенок сталкивался с этими людьми. Почему-то считается, что необязательно даже иметь образование, чтобы сидеть с ребенком. А смотреть постоянно, как эти нянечки травмируют и психику ребенка, и здоровье, я не хотела.
Я перекрестилась, что у меня есть замечательный сад. Я сама его туда привожу, сама кормлю, одеваю, готовлюсь на целый день уезжать из дома – я живу за городом, и мне нужно на целый день подготовиться ко всем встречам и мероприятиям, собрать вещи. В шесть часов или пораньше я забираю ребенка из сада, а потом отвожу его на занятия – либо плавание, либо акробатика, либо даже футбол. Мы в два года пошли на футбол.
У меня принципиальный момент, что я ребенком должна заниматься сама. У меня никогда не было няни, мной всегда занималась мама. И я вижу детей, которых привозят няни и водители, и вижу огромную разницу между ними и теми, кем занимаются родители.
К счастью, у меня есть такая возможность. Я понимаю, что она есть не у всех, и никого совершенно не осуждаю, но для меня это принципиальный момент.
Где-то раз в 10 дней я становлюсь как выжатый лимон, но я очень быстро восстанавливаюсь – буквально нужен один день. Мне, наверное, повезло с ребенком. Темпераментом он очень похож на меня и на папу, и мне мегакомфортно с ним заниматься. У нас такой классный тандем.
Если бы у меня был ребенок, который по темпераменту не подходит, конечно, в 10 раз больше бы сил уходило. Если вдруг зубы режутся и он истерит, это выбивает меня на целый день. Я благодарна ребенку, что он именно такой – и у меня есть возможность совмещать работу и его воспитание.
– Отец в воспитании участвует?
– Участвует, да. Наверное, в меньшей степени, потому что он очень много работает, огромное количество людей хочет с ним пообщаться, чего-то от него ждет. У него катастрофически не хватает на всех времени.
Но он нас поддерживает – и финансово, и морально, и создает все условия, чтобы ребенок развивался. У меня вообще никаких вопросов к нему нет, у нас отличные отношения, и я тоже благодарна, что все так сложилось. Не каждая семья может разойтись и сохранить уважительное отношение друг к другу. Это тоже один из ключей к успеху. У меня нет никакого стресса, мне никто не трепет нервы.
– Если не секрет, кто он?
– Нет, я это не раскрываю.
– Понял. Вы назвали много вещей, которыми занимается сын. Уже есть понимание, к чему он тяготеет?
– Конечно. Мне на год две подружки подарили натальную карту – я уже все просчитала (смеется). Это, конечно, смешно – удивительно, но многие вещи совпадают.
Благодаря тому же теннису и постоянным путешествиям у меня очень широкие взгляды, я многое видела и очень хорошо адаптируюсь под любую ситуацию. Если ему что-то не нравится – например, говорят, что нужно музыкой заниматься, а ему не зашло, – я сразу же отменяю. Ему очень понравилось плавание, акробатика, футбол. Он без конца меня просит: «Мама, футбол. Мама, футбол». И он занимается – хотя обычно берут с трех лет минимум.
Я действительно отталкиваюсь от него и стараюсь учитывать его интересы. Пока все складывается неплохо. Но будем ждать формирование характера – потому что это усложнит все процессы. Одно дело, когда ты его просто приводишь и ему нравится, он не капризничает, не сопротивляется. Но он у меня такой мужичок с характером уже. Характер папин однозначно. И ему невозможно навязать какое-то мнение.
Ему нравится смотреть хоккей. Мы постоянно на баскетбол ходим на паркет. В хоккее ты все равно чуть подальше сидишь, и холодно, и долго…
– И шайба прилететь может.
– Ну, не прилетит, конечно. Папа нас всегда в ложу отправляет, чтобы безопасно было. А на баскетболе ты смотришь – и прямо перед тобой ребята бегают.
У меня девчонки интересуются: а как он сидел весь матч? Я говорю: «Ну да, он вообще даже никуда не уходил, не истерил, ничего». Естественно, ему интересно – высокие ребята бегают, бросают мяч, который он обожает.
Если честно, я не горю желанием, чтобы он профессионально где-то выступал. Если будет, то будет. Но я не из тех родителей, которые за спорт топят. Если он будет головой зарабатывать и заниматься спортом, я буду счастлива.
– К ракетке еще не тянется?
– Тянется, конечно. Он мою таскал. Я хотела, дай бог, его в четыре года познакомить с теннисом – так он мои ракетки нашел. Я ему говорю: «Арошка, давай я тебе лучше твою подарю». Потому что он бил во все четыре стороны, а она же тяжелая. Я ему купила детскую, он периодически играет.
Он любит баскетбол, хоккей. Но я стараюсь по возможности хоккей и теннис чуть-чуть отодвигать, потому что эти техничные виды спорта и важно, чтобы у ребенка был созревший ум для восприятия технических моментов. Сейчас он играется в основном, и не хочется, чтобы он неправильной технике научился.
***
– Какие у вас сейчас главные цели и мечты в жизни?
– Развитие моего агентства – в разных направлениях. Я сейчас делаю фокус на смену карьеры, чтобы более активно эта история продвигалась.
У меня появилось новое направление – благотворительность. Футбол пришел неожиданно в мою жизнь – мы с футболистами ездим по разным городам России, организуем благотворительные турниры с детьми из интернатов и с детьми, у которых отцы пошли на СВО. Нас встречает руководство города, губернатор, местные министры. Мы проводим турнир среди детей, футболистов, те же министры играют.
Дети действительно вдохновляются. Мы были месяц назад в Тамбове. У меня часто проходят мероприятия, но не всегда дети заинтересованы – как будто их заставили. А тут ты видишь, что у детей горят глаза, они с восторгом смотрят на Сычева, на Мостового. Они не видели, как они играют, но знают, что это яркие личности.
И это вызывает уважение – когда ты видишь, как футболисты безвозмездно отдают часть себя, учат этих ребят играть. Видеть эти восторженные лица и то, как футболисты выкладываются ради детей, – это большая миссия. Душе становится приятно.
Мы будем это продвигать. Следующий город у нас – Воронеж.
Если о мечтах, то, наверное, создание семьи – возможно, где-то чуть-чуть в будущем. Потому что я только отошла от отношений. Наша рутина как-то сформировалась в плане воспитания ребенка и всех связанных с этим моментов. Сейчас хочется отдохнуть от отношений.
Но в дальнейшем создание семьи – наверное, одна из мечт.
Кто и как сделал Шарапову богатой?
Подписывайтесь на наш телеграм о теннисе
Фото: РИА Новости/Екатерина Чеснокова, Григорий Сысоев, Алексей Филиппов, Антон Денисов; Gettyimages.ru/Bradley Kanaris, Al Bello; Tara Malhotra/Global Look Press; instagram.com/pivovarovaofficial
